Осенняя женщина

Ушастый не очень поверил. Уж больно дорогой интерес получался.

— А как же плавки? Валил бы до кучи, — с подозрением сказал он.

— Грешно тебе, брат, смеяться. А ты вот возьми и проверь.

— То есть? Тоже снять с себя все и бросить?

— Почему? Брось что-нибудь не очень нужное.

— Извините, — хмыкнул Ушастый. — мне кажется, вы меня с кем то путаете. Я здесь по пустяковому, в сущности, делу. Не местный… Они, вполне возможно, смогли бы…

Богатырь обиженно засопел.

— Хочешь оставить меня одного в беде? Не ожидал. Я может с ума тут схожу, а разные… Вламываются в номер… А у меня вон бицепсы пятьдесят два сантиметра…

Он сжал кулачищи и сделал шаг вперед. Наверное ему действительно очень хотелось убедиться в своей правоте.

Ушастый подумал и снял носки. В чемодане у него еще оставалась запасная пара.

— Вот это по-нашему! Бросай, — азартно произнес волосатый.

— А теперь отворачиваемся. Айн, цвай!

Они обернулись. Носков как не бывало.

— Вот сукины дети! — восхитился богатырь. — Ну, надо же, какую сантехнику производят. И ведь не «Самсунг» там какой-нибудь, а наша, отечественная!

Ушастый озадаченно таращился на эмалевую, в желтых потеках эмаль. Носков он не жалел. Но он совсем забыл… И потому хлопнул себя по лбу…

— У меня же в носках… Понимаешь… понимаете, когда я в больнице раздевался… То деньги… Мне говорили…

Волосатый странно замычал, схватился за живот и рухнул прямо в ванну. Он лежал в ней, взвизгивая и всхлипывая и болтал в воздухе не очень чистыми пятками. И не думал исчезать!

— А куда пропал мой зайчик? И как наши дела? — заворковала будущая, по ее расчетам, супруга Ушастого, когда он, хлопая шнурками, вошел в свой номер. Вошел не в очень хорошем настроении.

А она ласково щекотала его за ухом.

— Ну, вот и надулся. Ну, вот и раскис. А улыбнись. А будь паинькой. Наша любовь еще не прошла всех испытаний. Или ты уже передумал?

— Собственно, я еще очень серьезно не думал над вашим предложением. Больше мечтал, — признался Ушастый. — Но считаю своим долгом предупредить, что у меня совсем нет денег. А мне тут еще находиться, пока мой вопрос разрешится…

— Ой, стихами заговорил, — восхищенно распахнула огромные глаза горничная.

Она присела Ушастому на колени, обхватила его за шею и прижалась к груди. Оттуда, от груди и промолвила нежно:

— При чем тут деньги? Никогда бы не вышла замуж за человека, у которого много денег. Во-первых, ведь за деньги, это не любовь, правда?

— Да, — сказал Ушастый. — Эта тема хорошо освещена в литературе. Например, у…

— Ах ты зайчик лопоухий, — сказала она ласково. — Какого черта ты перебиваешь женщину? Слушай дальше. Во-вторых: что у тебя за вопрос, с которым ты носишься? Ну-ка, поведай. Мы все должны знать друг о друге.

И Ушастый поведал:

— Понимаешь, никак в толк не возьму — готов я к этой жизни или нет. Мне все кажется, что она какая-то ненастоящая. Словно вот-вот проснусь, и исчезнет все. И вернется жизнь прежняя. А я уже к этой зачем-то готовлюсь. Понимаешь? И кто же я тогда?

— И все? — спросила она. — И над этим ты маешься? Да ведь и так ясно, что ты… ты… Ты такой… Ах, нет!

И она зарыдала, уткнувшись Ушастому в плечо. Когда потрясение прошло, и она вновь обратила лицо к небу, Ушастый сказал:

— У вас, наверно, пенсия очень небольшая, коли вы тут подрабатываете?

Горничная вскрикнула, вскочила с коленей и бросилась к зеркалу.

От слез вся краска с ее лица сползла куда-то к подбородку.

— Это ничего, — сказал Ушастый. — Я тоже устроюсь тут на полставки. Вам будет хватать. А если у вас есть внуки…

Почему-то горничной не понравилось то, что говорит Ушастый.

Медленно и не оборачиваясь, она побрела к выходу.

В сущности, повествование об этом отрезке жизни Ушастого практически закончено. Иванков все чего-то тянул с разрешением вопроса насущного. И Ушастый решил вернуться. Бог с ними, с той или иной жизнью. Сам-то ты другим все равно не станешь…

Когда Ушастый попросил обратный билет, Иванков попытался всучить ему просроченный. Пришлось пристыдить. Но кажется, безрезультатно.

И еще один момент заслуживает внимания. В вагоне, кроме Ушастого, никого не было. Хотя до отправления поезда оставались считанные минуты. Ушастый опустил окно. У степеней внизу переговаривались проводники.

— Еще одного спровадили, — сказал один.

— Учат их, учат, а толку, — согласился второй.

Первый толкнул его в бок и показал на окна. Второй дружески улыбнулся Ушастому, поднял руку вверх, разведя два пальца буквой V и громко стал скандировать:

— Грин-пис! Грин-пис!

Должно быть потому, что вагон был международный.

ПРИВЫЧНЫЙ МАРШРУТ

Они уже час сидели напротив. И столько же оставалось до конца пути. Они не были знакомы. Хотя не раз замечали друг друга в электричке. А вот сейчас оказались сидящими напротив.

И они решили обменяться мыслями. Когда еще доведется?