Осенняя женщина

Она рассмотрела его мысль. И увидела: она для него интересна, в чем-то загадочна, умна, держится с достоинством, без кокетства, одевается со вкусом, самостоятельна, возможно с квартирой, но — близорука, хотя и не носит очки, полновата и есть опасность, что после рождения ребенка располнеет еще, обабится, станет ленивой, капризной, начнет пилить из-за тряпок, денег и квартиры, настаивать во всем на своем, обзывать пьяницей, дойти из мести до измены, затем до развода, запретит видеться с ребенком, станет въедливо высчитывать алименты…

И он рассмотрел ее мысль. И увидел: он решителен, но в то же время мягок, опрятен, не развязен, пристален во взглядах, а значит, умен, есть сбережения, но нет квартиры, а потому возможен расчет, корыстный брак с вытекающей отсюда бесчувственностью, частые командировки, чреватые неверностью, скандалами, пьянками с друзьями, покушениями на раздел имущества и квартиры, уклонение от алиментов, настраиваниями ребенка против нее…

Они вернули друг другу мысли, обогатив их полутонами возмущения и разочарования. И долго глядели в одно окно, за которым тащились все те же надоевшие сопки, распадки и редкие полустанки.

Потом она попробовала почитать, а он — уснуть. Не получилось. Темнота туннелей наводила на грустные мысли. И поскольку темнота туннелей для обоих оставалась одинаковой, они теперь глядели в окно с одинаковыми грустными мыслями. И это уже почти была близость. Хотя от такой близости ничего не могло родиться.

Электричка уже вползала на вокзальные пути, надо было выходить, и он вышел и подал ей руку, помогая сойти с высоких вагонных ступеней.

Спешащие пассажиры, провожающие и встречающие обтекали их: женщину и мужчину с сокрушенными ликами. И со стороны могло показаться, что они стоящие близко-близко и вглядывающиеся в лица друг другу — любящие супруги, которые прощаются. Прощаются надолго. Может быть и почему-то — навсегда. Да ведь так оно и было.

ОСЕННЯЯ ЖЕНЩИНА

Нахальный такой дятел, хоть и симпатичный, на лету долбанул клювищем между бревнами и выдрал-таки кусочек пакли! И победно рванул к роще за деревней, замелькал меж голых ветвей, обустраиваться на зиму.

— Я же говорила, что надо сильнее заколачивать, — сказала она снизу.

— Залезла бы сама да заколачивала, — пробормотал я.

— Что?

— Я спрашиваю, — проговорил я громче, — если она идеальная женщина, почему жениться на ней должен я? Я-то не идеальный.

— Разумеется, — мгновенно и с удовольствием согласилась она. — Ты не идеальный. Но, тем не менее, она имеет право на опору.

— На что?

Я с трудом удерживал равновесие на этой хлипкой. как и все в ее хозяйстве, стремянке.

— Ты даже этого не знаешь? — изумилась она. — Так слушай, золотце: мужчина должен быть опорой для женщины.

— То есть? Что я должен делать в этом качестве? Шею подставить? Давай паклю…

— Держи… Ой, в глаз попало! Ветер еще этот дурацкий!.. А ты вот вспомни отца, вспомни…

— Чьего?

— Твоего.

— Да я и не забывал.

— Был он опорой для мамы?

— Я как-то не спрашивал. Только не надо обвинять меня в черствости…

— Ну, помогал он ей вас, детей, растить?

— Да. Для этой цели на дверной ручке в их спальне всегда висел ремень. Широкий такой, помню, офицерский. Однажды…

— Я серьезно. Жалел он мать?

— Как это?

— Деньги приносил?

— Попробовал бы… А черт! По пальцу… Попробовал бы не приносить.

— Вот! Не бил ее?

— Хм… Меня к рингу не допускали. Но, судя по доносящимся звукам, пограничные конфликты имели место. Слушай, кажется дождь, а?

— Ничего, сейчас прекратится. Он весь день начинается. Вон там еще постучи. Видишь, торчит?

— Вижу, только летать я еще не научился, некогда…

— И не научишься.

— Кто знает. Мне одна девица как-то сказала: потерпи еще лет пять, и я стану красавицей…

— Тьфу!

— Что тьфу?

— На девиц твоих — тьфу! Ты хоть понял, о чем я говорила?

— Насчет опоры? Более-менее. Я не понял: я-то тут при чем?

— Ты, именно ты и должен стать ей опорой. Битый час тебе втолковываю!

— Ладно, не сердись. Но ты же сама сказала, что детей она не хочет, так?

— Ну-у… Нежелательно. Возраст уже…

— Вот. Итак, поддержка в деле воспитания детей исключается. Второй пункт. Женщин я не бью. Так что ей что со мной, что без меня — одно и то же.

— Как это?

— Не перебивай. Остается финансовый вопрос. Она что, не работает?

— Почему? Работает. Но платят мало.

— А что если я ей просто буду выплачивать стипендию? Именную? Имени моего имени? А? Нет, серьезно, мне эта идея нравится. Ты узнай, какая бы сумма ее устроила, я бы подумал… Представляешь, я сохранил для человечества идеальную женщину, помог ей выжить! Все, давай телефон. Как-нибудь позвоню.

— Не как-нибудь, не как-нибудь! Позвонишь сегодня же или завтра. Я ее предупредила.

— Уже!? А если бы я не согласился?

— А то я тебя не знаю.

— Что-о?

— Ничего, ничего. Заканчивай. Пойдем покормлю. А то и с сытым мужиком тяжело говорить, а уж с голодным…

— А ведь я даже не знаю, о чем и как разговаривать с идеальной женщиной!

— Уж во всяком случае, не так, как со мной!

— Слушай, а у нее с чувством юмора как?

— Прекрасно.

— То есть — как у тебя?

— Вот-вот, если будешь разговаривать с ней в таком тоне…