Осенние дали

Несколько минут спустя ловкие руки Забавиной застелили стол чистой скатертью, на нем появился ржаной свеженарезанный хлеб, тарелка пахучего дымящегося борща. Положив рядом на табуретку картуз и пригладив густые светлые волосы, Молостов стал обедать. Забавина смотрела, как он ест, как движутся его по-молодому сильные челюсти, и то оправляла скатерть, то пододвигала фарфоровую баночку с горчицей. Несмотря на будний день, она была в кремовой шелковой тенниске, синей плиссированной юбке; ноги, обтянутые просвечивающими чулками, казались еще стройнее от высокого каблука туфель.

— Вы, Клава, прямо кудесница, — говорил Молостов, вспотев от горячего жирного борща. — Таких щей, наверно, и американский президент не едал. Откуда вы зеленый лучок раздобыли?

— Видите, как о вас тут заботятся? Сейчас принесу второе.

Пока Молостов расправлялся с румяным, сочным куском мяса и жареной картошкой, Клавдия Забавина снимала на кухне наколку, фартук.

Из столовой вышли втроем: техник, официантка и буфетчица. Забавина попросила завернуть к ней: она хотела переодеться.

Квартира у нее была на окраине городка, недалеко от берега Омутовки, в коммунальном деревянном домике; два окошка выходили в палисадник, по-апрельски голый, с набухшим кустиком черемухи. Переступая из сеней через порог, Молостов должен был нагнуть голову.

После затхлого трехкоечного номера в Доме колхозника эта комната показалась ему уютной: здесь во всем чувствовалась женская рука. Официантка второпях, на ходу включила электричество, и он в свете мигающей лампочки разглядел беленое чело русской печи, цветисто расписанной клеевыми красками, комод у стены, небольшое рябое зеркало над ним, двуспальную кровать с никелированными шишками, кружевной подзор под алым стеганым одеялом. Чисто вымытый пол блестел масляной краской; на столе лежала большая растрепанная кукла без платья, с оторванной ногой.

— Дочка в садике? — спросила буфетчица.

— На пятидневке, — ответила из-за сосновой переборки Забавина. Женщина скрипела там дверцей шифоньера, шуршала одеждой.

Вскоре она показалась в зеленом нарядном плаще; черные тяжелые волосы ее покрывала короткая шерстяная косынка с болтавшимся над шеей хвостиком.

— Быстро я?

— Как в иллюзионе, — улыбнулся Молостов. — Переодевание на ходу. Видел я в Дрездене такой театр.

На улице он взял обеих женщин под руки. Вечер стоял по-весеннему сырой, ветерок слабо раскачивал ветви тополей вдоль узкого, заросшего травкой тротуара. Только позавчера лопнули почки, и липкая мелкая листва походила на цыплячьи клювики, совсем не шелестела. За каменными, деревянными домами у леса слышался частый, напористый стук, словно там билось чье-то большое сердце: это работал движок электростанции. На главной, мощенной булыжником улице городка молочными огоньками горели редкие фонари. И Молостов, и обе женщины находились в том веселом настроении, которое охватывает молодых, здоровых людей, получивших внезапную возможность часок отдохнуть, встряхнуться после будничной работы.

Буфетчица спросила подругу, видимо находясь под впечатлением ее квартиры:

— Где твой суженый?

— А мне шибко надо? — не сразу, холодно ответила Забавина. — Вербовался куда-то в Магадан.

— Алименты на Маечку высылает?

— Попробовал бы не высылать!

Слова эти официантка произнесла почти сквозь зубы, упрямо вскинула подбородок. Буфетчица почему-то лукаво стрельнула глазами на Молостова.

— А у вас, Павел Антоныч, нигде лялька не растет?

Забавина посмотрела на него с веселым любопытством и очень внимательно: мол, кайтесь в грехах. Он, рисуясь, несколько картинно взялся за нагрудный карман.

— Могу паспорт показать: никаких отметок загса. Как это в стихотворении Есенина? «Без жены, без друга, без причал…» Специально про меня написано.

— Этакие речи мы часто слышим, — смеясь, сказала буфетчица. — Мужчины как приезжают в другой город, завсегда холостые. Познакомится и начинает: «Никак не найду подругу, чтобы отвечала интересам». А наша сестра-дура и развесит губы. Допустит до себя, глянь, с прежнего места работы лист приходит: оказывается, у миленка уже была «ошибка» в жизни, и с него алименты дерут. Недавно одного судили, читала в газете: восемь жен выявилось. Он по командировкам часто шастал, так, чтоб не платить в гостиницах, завел в каждом городе «семейную точку». Вот какие из вас случаются холостяки.

— Где уж мне за такими гнаться, — усмехнулся Молостов. — И захотел бы, так не успел. Служил в оккупационных войсках. Совсем недавно из Восточной Германии.

— Не в Германии ж вы родились? Небось старая любовь тут, в России, осталась. Да, поди, и в армии была? Такой интересный мужчина… — Буфетчица лукаво погрозила ему пальцем.