Осенние перелеты (сборник)

– Врать не приучен. Мы с Санькой аж на Дерибасовской троих видели. В кожаных куртках, в темных очках. Вытаскивают аппаратики, штук по десять у каждого, и щелк, щелк во все стороны…

– В Одессе – должно быть. В Одессе – согласен. Город большой, прятаться в нем легко. Только там, наверное, шпионов майоры ловят с собаками и подполковники. Вам с Санькой небось не поймать. Они вас обведут как миленьких и на пляже спрячутся среди голяков.

– И на пляже не утаятся. Я их и голых насквозь увижу – от и до, – важно сказал Коля.

– Свистишь, – сказал Ленька.

– Я свищу? – Коля снова грудь выпятил. Походил немного, нахмурившись, и спросил вдруг: – Если у человека хороший нюх, кем он будет?

– Собакой, – ответил Ленька простодушно. Коля слегка покраснел.

– А если у человека и нюх, и слух, и зрение хорошие, кем он тогда будет?

– Хорошей собакой, – ответил Ленька. Наташка захохотала. Колины уши как бы поджарились.

– Юмор развили, да?.. Разведчиком такой человек будет! – Коля снова выпятил остренький подбородок вперед, прошелся по комнате и спросил, ткнув Леньку пальцем в грудь: – Спроси меня, что сегодня на обед? Ну, спроси.

– Что дадут, то и съешь, – сказал Ленька.

– Рыбу дадут, – торжественно сказал Коля. Наташка давно искала трещинку в разговоре.

– А какую рыбу? Не знаешь, – сказала она. Коля, принюхиваясь, сделал по комнате круг.

– Треску!

– Ой, треску-у. – пропела Наташка. – Ишь ты – нюх применил. Под кроватью дыра в полу. Мы бы с Ленькой тоже унюхали.

– Унюхайте, что на гарнир, – скомандовал Коля. Ленька и Наташа разом нырнули под Ленькину кровать. Там в полу вокруг трубы парового отопления, которую недавно меняли, имелась довольно широкая щель. Может быть, ее не заделали из-за какой-нибудь технической надобности, но скорее всего – не успели, оставили до понедельника. Ленька и Наташка сунули в нее свои носы. Коля устроился рядом с ними.

Один мой знакомый в детстве безошибочно находил конфеты, куда бы мама их ни запрятала. Придет из школы, принюхивается и направляется прямо туда, где конфеты лежат: к буфету, кровати или кухонному шкафчику. У его мамы тоже был талант. Возвращаясь с работы, она направлялась прямо туда, где был запрятан дневник с замечанием учительницы.

А сейчас мой товарищ ненавидит конфеты, а его мама никогда не заглядывает в дневник своего внука.

– Макароны будут на гарнир, – наконец сказала Наташка.

– Я люблю макароны, – признался Лёнька. – И оленьи котлеты люблю.

Коля засмеялся по-доброму.

– Нет у вас нюха. И соображения нет. Кто ж это рыбу с макаронами подает. Картофельное пюре будет и кусок соленого огурца.

Наташка снова сунула нос в дырку.

– Насчет пюре – согласна, – сказала она. – А как ты огурец унюхал соленый?

Коля опять засмеялся. Лег на спину, принялся тренькать кроватной пружинной сеткой.

– Да не унюхал. Загляни в дырку-то. Что на блюде лежит?

– Огурцы, – уныло сказала Наташка.

– Вот, враг, и впрямь огурцы, – сказал Леньки. – А я знаю, что на третье дадут. В воскресенье на третье всегда апельсины дают.

– Тише, – сказал Коля. – Концерт для матраца с оркестром. – Он принялся тренькать на всех пружинах. Спел на разные голоса: «Четвертый день пурга качается над Диксоном, но только ты об этом лучше песню расспроси…»

– Ну, ты молоток, – сказал Ленька восхищенно.

– Молоток, – согласился Коля и опять спросил грустно: – Чего ж он меня встречать не пришел? Может, я ему и не нужен? – Он посопел немного, тренькнул самой печальной пружиной и добавил, бодрясь: – Тогда я совсем сиротой буду – круглой.

Ленька вылез из-под кровати.

– Чего болтаешь? Во, враг, чего наболтал… – Ленька надел пальто, надел шапку и мрачно скомандовал: – Одевайтесь. Пойдем.

Коля высунулся из-под кровати.

– Куда?

– Куда, куда? Узнаешь, куда. Пойдем, про твоего отца справимся. – Ленька замотал шарф вокруг шеи. – Пошевеливайтесь.

* * *

На радиостанции, тесно заставленной аппаратурой, сидит на вертящемся табурете радистка Рая в туфлях на тоненьком каблуке. Возле двери, на вешалке, висят Раины теплые одежды, которые она наденет, когда домой пойдет. Там же стоят унты из лохматой собачьей шкуры, которые подарил Рае брат – летчик. Унты наденет Рая и станет совсем другой – толстой и неуклюжей. Потому и сидит она в легких туфельках и в облегающем свитере, – кажется ей, что одежда влияет на голос. Хочется Рае, чтобы голос ее в эфире звучал мягко и ободряюще.

Какой-то «Тибет» спрашивал ее, что делать с «Сахаром». Какой-то «Туман» просил очень вежливо и настойчиво прислать подкормку для оленьего стада в район горы Ветровой. «Калмык» строго требовал подтвердить получение шифрованной радиограммы капитану порта. И каждый из них после просьб, требований и запросов интересовался, сбавив голос чуть не до шепота:

– «Фиалка», нет ли новостей от «Кристалла»? Кроме этих голосов, ближних, в Раину комнату врывались певцы и тромбоны, священники и футболисты, хрипы и скрипы помех, голоса лгущие и голоса протестующие, отдающие команды и взывающие о помощи.