Осенние перелеты (сборник)

– Где же ты так, Евгений? Где же тебя угораздило?

– Спирт давай, – приказал Степан Васильевич. Мария Карповна принесла спирт, помогла мужу положить гидролога на печку и принялась командовать:

– Раздевай его – снимай все! Степан Васильевич отмахнулся.

– Спирт давай.

– А я тебе что дала? Растирай, не жалей кожу. – Она унесла полушубок и верхнюю одежду Чембарцева, с которой в тепле потекла вода, за печку, сушить. – Где его угораздило? Лед везде – ледоколами не сломать.

– Может, в скалы ездил к горячим ручьям, – пробурчал с печки Степан Васильевич.

– А ты растирай, разговорами не отвлекайся. – Марию Карповну озарило – она вышла на середину избы, руки подняла в направлении мужа и ахнула: – Это из-за тебя, филин! Ты про эти ручьи слух пустил. Кто сказал, что там в скалах зимой пар идет?

– Ну, я сказал, – спокойно ответил Степан Васильевич.

– Вот и сгубил человека. Без тебя, болтуна, нашли бы – на это ученые есть и геологи.

– И не нашли бы. – Степан Васильевич пыхтел на печи, растирая промерзшее тело гидролога. Он поворачивал его, мял, тискал и растирал снова и снова. – Летом в скалах туман. С самолетов, да и так, вблизи, пар не виден. Зимой совсем не видать – ночь.

– Сам небось не полез, – съязвила сраженная этими аргументами Мария Карповна.

– Как не полез – лазал. Там все осклизлое. Собаки не идут – скатываются. Я было ползком, по-пластунски, а Ленька за мной…

Мария Карповна побледнела.

– Какой Ленька?

– Наш, какой еще. Когда на каникулы приезжал.

– А ты зачем его брал, филин?! Растирай, растирай. Не оглядывайся. – Мария Карповна, вдруг обмякнув и почувствовав слабость в ногах, присела на краешек стула, повздыхала, побормотала про себя, высказывая запоздалые страхи и угрозы, потом спросила: – Горит или как?

– Горит, – ответил Степан Васильевич, слезая с печи. – Жар у него. Лицо обморожено и руки, и колени, и ступни. Его мазью надо. – Степан Васильевич побежал во двор за собачьей целебной мазью.

Мария Карповна повернулась к столу, к простывшим щам и котлетам, посмотрела на прекрасную малосольную селедку, что нежнее семги, и загрустила.

– «Снег», «Снег», я – «Фиалка», – сказало радио. – Если у вас поломка, бросайте вездеход и на лыжах добирайтесь до ближайшей зимовки. Если завтра в течение дня связь с вами не будет установлена, вышлем поисковый отряд.

Мария Карловна представила радистку Раю, которой нынче на Новый год подарила две горностаевые шкурки на воротник к костюму, почувствовала в своем воображении аромат пушистых Раиных волос, заглянула в ее глаза, большие, с веселыми искрами.

Представила в этих глазах слезы и загрустила еще сильнее.

– «Снег», «Снег», я – «Фиалка», – снова сказало радио.

Чембарцев на печи шевельнулся, голову поднял.

– Меня… Меня зовут…

– Тебя, тебя. – Мария Карповна поправила на Чембарцеве одеяло. – А ты лежи спокойно, не ворочайся.

– Передайте на базу… – сказал Чембарцев.

– Передадим, ты лежи…

Степан Васильевич вернулся в избу с банкой в руках.

– Мазь, Мария, это лекарство. Я, спасибо ей, до сих пор с руками, ногами. Мазью промажу, и все. И будь здоров – хоть на выставку. – Степан Васильевич залез на печь – мазать гидролога чудодейственной мазью.

– «Снег», «Снег», я – «Фиалка», – сказало радио страдающим Раиным голосом.

– Как передать-то? – спросила Мария Карповна.

– Что передать?

– Ух, бестолковый, ух, враг! То передать, что Чембарцев у нас. Его все кличут и кличут. Сын прилетел, а он потерялся. Поисковый отряд высылать собираются, а он вот где – в тепле. Как сообщить людям?

Степан Васильевич слез с печи, сполоснул руки и уселся за стол.

– Не положена нам рация.

Мария Карповна придвинула мужу селедку.

– Я тебе сколько раз говорила – добейся. Тебя уважают, вот и добейся.

Степан Васильевич селедку от себя отодвинул, привстал даже.

– А я говорю – не положено! Приемник – пожалуйста, в обязательном порядке, слушай себе на здоровье… Дай тебе рацию, ты каждые пять минут будешь эфир засорять своими ненужными разговорами.

Мария Карповна тоже привстала.

– Это почему мои разговоры ненужные?

– И все! – сказал Степан Васильевич. – И кончено. Передатчик нам не положен: мы не научная станция.

– «Снег», «Снег», я – «Фиалка»…

– Спит он, и успокойся. – Мария Карповна встала, перевела волну. – Жив он, твой «Снег», спит, мазью намазанный. Как я ей эти мои ненужные слова передам? – спросила она язвительно.

Степан Васильевич ее не слышал – он спал, положив голову на стол между селедочницей и миской с котлетами.

– Умаялся, – вздохнула Мария Карповна. – И то – неделю по тундре мотался… И щей не поел… – Она подошла к приемнику, покрутила настройку, сокрушаясь и бормоча едва слышно: – Что же делать-то? Вот те на…

– Я – «Кристалл». Я – «Кристалл», – устало, по все же очень отчетливо сказало радио.

Мария Карповна вздрогнула.

– Борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть, часа через два полоса будет расчищена. Если и ее сломает, придется бросать оборудование и уходить в океан. В сторону острова путь отрезан водой…