Осенний детектив

Алексей Дорогин был революционер. Еще в молодости, видя царящие вокруг нищету и бесправие, он сделался убежденным противником самодержавия. Блестяще образованный, начитанный, наделенный недюжинным ораторским даром, Дорогин оказался настоящей находкой для своих соратников. Он писал статьи на нескольких европейских языках и на равных вел дискуссии с авторитетами революционного движения. Само собой, в России его взгляды не могли остаться незамеченными, а после того, как Дорогин от теории попытался перейти к практике, убив средь бела дня на Михайловской площади генерала Саблина, власти открыли на Алексея настоящую охоту. Если бы его поймали, он вряд ли сумел бы отделаться Сибирью; но, к счастью для себя, Дорогин успел покинуть Россию и обосновался в Лондоне вместе со своими ближайшими соратниками – Фимой Илларионовой с мужем Евгением, поляком Тадеушем Ковалевским и примкнувшим к ним молодым Федором Барклаем. Вместе они выпускали газету «Заря России», мечтали о свержении царя и вели споры о будущем, о свободе и справедливости, которые удивляли Стивена своей горячностью. Сам Стивен был рыжеватый, флегматичный, с коротким носом, усыпанным веснушками, и светлыми глазами, поражавшими своим пристальным взглядом, – одним словом, настоящий англичанин, и ему льстило, что он им является. Но особым богатством настоящий англичанин похвастаться не мог, и именно поэтому он оказался в одном пансионе с революционерами, которые сами едва сводили концы с концами. Молодой студент-медик, который экономил на еде, чтобы иметь возможность покупать новые книги, сразу же заинтересовал Дорогина, и он с присущим ему жаром принялся приобщать Стивена к мировой революции. Для начала Алексей окрестил соседа на русский манер Степой и стал учить русскому языку. Женя Илларионов и Федор Барклай вели со Стивеном долгие беседы, убеждая его в губительности частной собственности, а Тадеуш Ковалевский как дважды два доказал, что этот мир обречен и катится к гибели. Сам Тадеуш, кстати, как раз в то время женился на Лилиан, хорошенькой англичанке, недавно получившей наследство от какой-то своевременно почившей родственницы. Как понял Стивен, это было сделано исключительно из любви к мировой революции, ибо «Заря России» без финансовых вливаний зачахла и грозила совсем захиреть. И вообще, частная собственность губительна только тогда, когда не находит правильного применения, а Лилиан, под влиянием Тадеуша ставшая ярой поборницей революции, конечно, понимала, что ее деньги пойдут на благое дело. Но затем грянул кризис, а за кризисом наступил самый настоящий раскол. Потому что Лилиан разочаровалась в фатоватом хвастливом красавце Тадеуше и увлеклась горячим, искренним и некрасивым Дорогиным. Она разошлась с мужем, и оскорбленный Тадеуш в отместку покинул друзей и примкнул к кружку Парамонова, который пропагандировал открытый террор. А Лилиан осталась.

– Да, вот так вот, – неизвестно к чему сказал Алексей и поглядел на Стивена, который затворил дверь и теперь хмуро приглаживал волосы. – Как у вас дела, Степа? Все учитесь?

Он стоял у стола, набивая трубку табаком, – высокий, плечистый, с крупными чертами лица, лохматой головой и темной кудлатой бородой, и Стивену показалось, что в его маленькой комнатке стало еще меньше места.

– У нас сейчас занятия в анатомичке, – ответил студент, чтобы не казаться невежливым. – И экзамены скоро.

Он украдкой покосился на часы. Но Дорогин вовсе не спешил уходить.

– Да, вот вы на врача учитесь… Это хорошо, конечно, – Алексей задумчиво прищурился. – Для нашего дела хорошо, – он широко улыбнулся.

Стивен метнул на него быстрый взгляд.

– Боюсь, я не имею к вашему делу никакого отношения, – дипломатично, как ему казалось, ответил он.

Алексей вздохнул. Он знал, что Стивен далеко не глуп, и уважал его за целеустремленность и работоспособность. И все же Дорогин не мог понять, отчего англичанин так упорно отказывается понять самые простые доводы, неопровержимо доказывающие их правоту. Этот мир переполнен страданиями и нищетой; и он не изменится, пока не изменится само общество, а значит, революция необходима. Но Стивену Джонсону, похоже, не было дела ни до каких революций, и самые громкие, самые неотразимые слова – социализм, народное будущее, всеобщее равенство – отскакивали от него, как горох от стенки.

– Но мы обязаны сделать так, чтобы в будущем люди жили лучше, чем теперь! – горячился Дорогин.

– С какой стати я должен заботиться о счастье людей, которые сами о нем не могут позаботиться? – пожимал плечами Стивен.

Вся беда в том, что он индивидуалист, подумал Алексей; и, конечно, при этом еще и твердолобый англосакс. Такой скорее умрет, чем откажется от своей точки зрения, даже если чувствует, что она в корне неверна. Но тем не менее Алексей решил попробовать.

– Вы бы не хотели поехать в Россию? – спросил он.

– Зачем? – поднял брови студент.