Осенний поход лягушек

Документальное повествование, с разговорами, осенними жалобами, с историей одной старухи, которая жила в покинутой деревне, где было давно отключено электричество и радио, и никогда не ошибалась в дне выдачи пенсии; она возвращалась домой, заливала две лампы свежим керосином, заводила пару ходиков и мусолила пару отрывных календарей; мы узнаем, что однажды смутило бесстрашного директора совхоза — решительную красавицу с тяжелой рукой, когда она, подставив спину солнцу, верхом на смирной лошадке направлялась в одну из дальних бригад; в положенное время не обойдется и без волков; подразумевается, что повествование туго доверху набито снопами льна, иногда превосходного, но чаще вымокшего, перестоявшего, засоренного, недолежкого, невытеребленного, полегшего, с присушистой кострой на волокне, неподнятого, несданного, возвращенного, иногда свалившегося с возу прямо на дорогу, вмятого в грязь, как сплющенная кошка на проезжей части; больно смотреть, поднимем глаза, а то что, в самом деле, все под ноги, дальше своего резинового сапога не видим, вон еще сколько этих снопов, и по одну сторону от дороги, и по другую, и на холме, и за теми соснами, и за речкой, там уже другой колхоз, везде стоят распушенные, не связанные «бабочки», или, как в ежедневных сводках называют, «конуса», но в отличие от правильных застывших геометрических фигур каждая «бабочка» имеет свое выражение, похожи они на детей, разбежавшихся по льнищу, полевой ветерок раздувает их рубашонки и платьица, но скрылось недолгое солнце, и снова зашелестел по притихшей команде бесконечный холодный дождь. Конечно, во всем будет присутствовать пейзаж Нечерноземья, наш прекрасный, немного грустный осенний пейзаж, тем более что мы находимся в столице русского пейзажа, прямо сюда, по нашему адресу, выехал в свое время известный писатель, чтобы навестить знаменитого пейзажиста, вот здесь, имея перед глазами картину из Родной речи, можно быстро отыскать это место: налево золотая осень, направо хмурый день, вот она, наша речка Съежа, здесь и озеро Островно, имение Турчаниновых, припоминаете, а оттуда и до вечного покоя рукой подать, там теперь сдана первая очередь мирного атома, кстати, старики грамотеи из деревни Астафьево прямо написали в районную газету, а что, к примеру, станет с нашей речкой, как-никак вытекает наша Съежа прямо из Удомельского озера, на берегах которого раскинулись корпуса города энергетиков, — старики наши заботились не о себе, мы как пили нашу чистую речную, так и будем, ничего нам не сделается, носить воду дело бабье, наше дело мостки починить, прорубь каждое утро подновлять, да не мешало бы и укрыть ее чем потеплее, авось не так крепко схватит к утру, наше дело стариковское, если бы терялась Съежа где-нибудь в болотах, а то впадает она в Уверь, Уверь во Мсту, оттуда в Ильмень-озеро, а там река Волхов несет нашу водичку в Ладожское озеро; и тут на брегах Невы оканчивается наше путешествие к истокам, рано завернули меня домой дальновидные старики, мы еще погуляем по главному тракту Удомля — Котлован, а то пристроимся на фуфайке между двух сидений в кабине гусеничного трактора ДТ-75 и отправимся взбивать лютую грязь в отдаленную бригаду с самоотверженным совхозным кассиром, которая не выпускает из рук свой портфель.

— Леша! Осторожнее! Я тебя очень прошу, — повторяет она.

Вот радиатор круто поднимается вверх, заслоняя небо, трактор переваливается через гору, и мы падаем, хватаемся друг за друга, за ее заляпанный дипломат, и опять:

— Леша! Я тебя очень прошу, подожди, ну, пожалуйста, ой, сейчас перевернемся!

Я, третий лишний, сижу между ними, телогрейка, брошенная между двумя сиденьями, сбилась, я все время сползаю вниз, к рычагу скоростей.

— Ну, постарайся, Леша, а то сядем, что будем делать? Молодец, Леша!

Укрепляя свой дух новым зарядом просьб, опасений, угроз, восхищения, тракторист уверенно вел свой дизель, наш капитан-кассир, гордая своим экипажем, самодовольно провожала глазами менее удачливые тракторишки, не сегодня затонувшие слева и справа по борту.

— Вот еще герои, трясутся в тракторе, вылезайте наружу да и топайте пешком, эка невидаль, двенадцать верст, — скажет бывалый читатель, — да наша бабушка еще девчонкой в Питер за самоваром ходила.

— Да мы бы рады, дядя, только эта дорога непроходимая.

— А вы, девки, по обочине, да по краешку, сапоги при вас, а то и в поле сверните, тропинки там наверняка есть, а то и напрямик.

— Ладно, давно вы, видно, там не бывали, прокатилась здесь техника завтрашнего дня, выворотила придорожные деревья и кусты вверх корнями, угваздала все поля вокруг, да и мы, что греха таить, добавили ущерба пашневской бригаде, выезжали в объезд объездов на заповедные клеверища, не мы первые, а вот последние в этом году, может быть, потому что встретил нас в Пашневе стон и плач:

— Забирают от нас наших коровушек-матушек.

Чтобы представить себе, что такое стужа и промозглость, вовсе не обязательно выходить в открытое поле навстречу всем осенним ветрам, пойдем лучше под крышу, тем более что мы наконец приехали в Пашнево.