Осенний поход лягушек

Итак, с какими успехами пришли на сегодняшний день юные алольцы на фронте борьбы за приподнятое настроение? Из этого графика следовало, что за отчетный период показатели возросли со знаком плюс. Но результаты были бы еще выше, если бы не две подружки, заскучавшие по дому. Если бы не черные квадратики, которые стояли против их фамилий, общая картина показателей была бы вполне радужной.

Итак, ободранный волчина давно остался на обочине, а в голову лезли неправдоподобные истории, которых я наслушалась в Алоле.

Тут были сказки о пропадающей волчьей шкуре, в которую облачался по ночам какой-то человек и превращался в волка.

Рассказывали, что в Опочецком районе волки съели первоклассницу, когда она возвращалась домой. Нашли только портфель и клочья платьица. Это в Опочке было, не у нас, говорили алольцы, у нас детей встречают и провожают.

Вспоминали о разбойниках с Андреевой горы, которые сбрасывали ограбленных купцов с кручи в реку Великую.

Говорили, что когда горели леса, то нельзя было тушить — то и дело рвались снаряды, оставшиеся с войны; что по вечерам воют волки на Белом озере, что есть такие глухие места, куда не ходил человек сто лет, такие глухие урочища.

Рассказывали о бабушке Пимановне, которая живет в деревне Микульчино, кроме нее, в деревне никого нет, к ее дому приходят лоси, Пимановна открывает ночную занавеску и видит, что они смотрят в окно, крупные лоси с большими рогами. Она говорит им: «Вы что, в зоопарк пришли?» Так они и смотрят друг на друга через стекло.

Рассказывают, рассказывают, я сама вздрогнула — что это? Кто-то злобно цапнул за стекло, сухо, жестко всей пятерней или копытом, потом шлепнуло по стеклу низкого окна — навалилось боком?

— Жасмин! — сказала Пимановна.

Там же неподалеку медведь в окопах зимует, летом болтается где-то, а к зиме к окопу приходит.

История про медведя на подряде в ходу у председателей колхозов и директоров совхозов. Только у каждого получается, что дело происходило не у него, а у соседа, вот только не помнят точно — где, не то это произошло в «Рассвете», не то в «Просвете». Как медведь телят пас, слыхали? Летом телята ночуют в выгородке под открытым небом. Приходят утром их поить, а никого нет. Заворотки открыты, видны медвежьи следы. Долго искали пропавшее стадо. Обнаружилось оно в соседнем районе, не то в Себежском, не то в Невельском. Все живы и здоровы. Могли они уйти сами без посторонней медвежьей услуги? Опытные хозяйственники единогласно решили — нет! Ночью телята очень пугливы, если бы даже загон остался не замкнутым, они бы одни ни за что не ушли, нужна была особая медвежья пастушеская сноровка, чтобы заставить их покинуть место ночлега, и даже опытному пастуху не удалось бы выгнать свое стадо, вздумай он это сделать.

Обеспечил ли толстопятый ежедневные суточные привесы? Говорят, вышел на плюс.

Старики не упомнят — зато мы не забыли — это о небывалой зиме.

Морозы доходили до сорока двух градусов, в разных концах города отказывало отопление. Дома стояли холодные, иногда и без электричества, только по кухням голубели зажженные разом все газовые горелки. Автобусы, которые все же выходили на линию, следовали в густом облаке пара. По вечерам у елочных базаров собиралась черная очередь. Грелись у костров. Ближе к ночи привозили елки.

Никогда не был так хорошо виден над Ленинградом Орион — небесный охотник, как в эту пронзительную зиму.

Потом, когда морозы вроде бы слегка отпустили и показалось, что крутые времена прошли, вдруг посыпались телефонограммы с прогнозами еще более суровых поворотов. Тут все заговорили об одном способе утеплиться, нечто вроде третьих рам, на это изобретение даже было выдано авторское свидетельство. В магазинах садового инвентаря разом исчезла парниковая пленка, а по конторам — канцелярские кнопки. Но конца света не настало.

Это был год, когда сгорело вербиловское сено, за соломой гоняли в соседние области. Подходила к концу необыкновенно холодная зима, когда замерзала картошка в подпольях, у петухов отсыхали отмороженные гребешки и бородки, куриные яйца, только что снесенные, сразу замерзали, топить приходилось по два-три раза в день, проруби мгновенно стягивало льдом.

В такие дни торчиловский хозяин Дима Болабоня надевал лыжи и бежал в лес кормить птиц.

Дома только Димина бабушка. Дима с Мариной пошли к соседке — расчистить дорожку, принести воды.

Когда-нибудь среди бумаг
Под толстым слоем пыли
Найдешь ты фотографию мою
И вспомнишь, как дружили.

Я листаю альбом. Димина бабушка вспоминает свое детство. Вот они с сестренкой, маленькие злые внучки, спрашивают свою бабку:

«Когда, бабка, помрешь?»

«А что вам, ваше место не займу», — отвечает та.

«А нет, баб, не потому, когда нам сарахван откажешь?»

«Ну ладно, кашурки».

— И нам по сарахвану, по плату баа отдала. Мать увидала у нас обновы, спросила, откуда. Мы сказали, что баа подарила. И баба нас не продала, матери про тот разговор ничего не сказала. Мы потом благодарили ее: «Ну спасибо, баа, что ты нас не продала».