Осенний поход лягушек

Бесприютно, холодно сейчас в полях под бесконечным осенним дождем на северном ветру, но ничуть не уютнее здесь, под крышей, в этой заброшенной запущенной конторе, давно не топленной, с ее пробирающей до костей сыростью, застоялой промозглостью и безотрадностью.

Кассир расположилась за голым столом, выкладывая из видавшего виды дипломата ведомости, пересчитывая готовые к выдаче деньги. Здесь было еще холоднее, чем на улице, и я вышла оглядеться на пустынную пашневскую улицу. Наш трактор укатил. Из трубы передвижного вагончика шел дым. Но вот из одного дома вышла женщина с ведрами на коромысле, остановилась перед горой сырой глины, которая перегораживала улицу, и начала подниматься вверх. Вот ее коромысло с пустыми ведрами обозначилось где-то среди пашневских крыш, качнулось над печными трубами, и видение скрылось на противоположном склоне.

Не так давно в Пашневе была восьмилетняя школа, почта, сельсовет, библиотека, магазин. Теперь ничего нет. Дорога, по которой мы приехали, старая и помечена на многих картах, почему она доведена до такого состояния, что осилить ее можно только на мощном гусеничном тракторе? Нельзя сказать, чтобы мы вообще не видели следов деятельности дорожников. Это были и высыпанные кучи песка, свороченные бульдозером кусты ольшаника; здесь вообще не было обочин, тех самых спасительных обочин, куда можно свернуть с дороги пешеходу, где всегда посуше и всегда можно как-нибудь пробраться. Здесь края дороги были также разворочены, были еще и третьи завороты, уже по нолю, таким образом одновременно существовало много дорог, одна выше, другая ниже, третья по полю, четвертая в объезд третьей и т. д., причем все они были одинаково непроезжие, и как выбирал тракторист — одному ему известно, а уж чтобы выйти из машины и ступить ногой в эту трясину — по пояс? с головой?

Постепенно в конторе собрались почти все жители Пашнева.

— Забирают от нас наших коровушек-матушек.

— Угоняют в Котлован.

— Не будем, говорят, технику гробить из-за вашего молока.

— Молочник перестанет ходить, и будем как на льдины, в окияне-море, люди.

— Вот до чего доработали пашневские доярочкн! На котлованский могильник коров отправлять! Не отдадим!

Не вмешиваясь до сих пор в разговор доярок, заговорили теперь и мужики.

— В газете написано, строится дорога. Сколько годов дорогу делают, сколько денег угроблено.

— Молочник перестанет ездить — спичек не будет, мыла не будет.

— Сейчас здесь мелиораторы, вон их вагончик стоит. И зачем они сюда присланы, все здесь истолкли, и чего задумали в такую раздрягу. Ура-окультуривают!

— Тут охотники понаехали, с атомной, морда к морды, все начальники, прямо по лугам на тяжелых машинах едут, прямо по клеверищу! А теперь мы косить поедем знаете куда — на Соловки! Всю жизнь в крестьянстве живем — такого распутства не было!

Снова заговорили женщины.

— Хлеба нет, мы сами печем, а теперь и муки не привезешь. Медичка бы раз в месяц приехала, привезла бы нам котомочку лекарств.

— В деревне то и дело столбы падают, фонарей нет. Как ветер подует, так по неделе свету нет.

— А как Смирнову окопали, видели? Все у нее на участке было зелено, красиво. Бульдозер въехал к ней на участок да и сгреб всю землю на дорогу, колдобину, видишь, решил засыпать, только и земли, что у нее нашли. В карьер должны ехать за гравием, а тут из-под угла выкопали. Изуродовано теперь все страшно, и жить неохота. Тут наозоровано все везде.

— А перед домом соседки кучу глины навалили, вон, выше дома, а ей через дорогу за водой идти, вот она и ползает по такой горы с коромыслом, ступеньки прорубила. Вон соседка уехала отсюда, да и эта собирается. Не хошь, а уедешь.

— А то сойдемся в одну избу и думаем, как жить. Телевизор-то глядим. Люди-то живут, а мы глядим, да в слезы.

— Вот, доча, какое наше житье по такой-то дороженьке.

«Мы в газету писать будем», — говорили тогда они в холодной конторе.

Скорее всего, в газету они не написали, а проголосовали отъездом, махнули рукой да и двинулись прочь. Не одно такое Пашнево — еще живое, еще барахтается, но вот и оно захлебнется.

И вот они тревоги. Стариковское: случись что... Мужицкое: ни курева, ни спичек... Старушечье: чем расплачиваться за дрова — ведь белым вином отопляемся.

«Пошла от нас безоговорочная капитуляция», — сказал один пашневский механизатор. «Соседки, вы уезжать будете, меня-то не забудьте», — заплакала одна старуха.

Многие уже пережили не одно такое переселение: в свое время они вынуждены были покинуть свои деревни — Дор, Вакарино, Пруды, Ермолино, Терехово. Пашнево не так давно было центром этих деревень, и они выбрали именно Пашнево, потому что оно казалось незыблемой столицей целого обширного района лесных селений, здесь на границе с Новгородчиной, и вот теперь их снова вынуждают сниматься со двора, перегоняют, как иной бестолковый салага перегоняет шваброй лишнюю воду.

— Помню давнишнюю бумажку, желтенькая такая, — сказала мне председатель Котлованского сельсовета, — считать перспективными села Кузьминское, Лоховское, Маслово, Котлован.

— А другие деревни?

— А про остальные ничего не сказано.