Осенний разговор

Я в мир литературы не входил,

скорее вышел из литературы:

я чем-то на кого-то походил,

знал как свои чужие партитуры.

В Онегине себя я узнавал,

горел с Иваном в пламени бесовском,

захлестывал меня девятый вал,

еще не сотворенный Айвазовским.

Я отдал шестьдесят шестой сонет,

княжну топил с моей подсказки Стенька.

Я дважды изобрел велосипед

и открывал Америку частенько.

Мне подошли Толстого сапоги б,

своим считаю лабиринт Дедалов.

Не то я сам в Качалове погиб,

не то во мне, увы, погиб Качалов.

О, как до дня желанного дожить

(минуты мне покажутся веками),

чтоб мог я Дездемону задушить

натруженными этими руками!

Меня, как Блока, мучила тоска

и, как Печорина, снедала скука,

с Олешей я писал «Три толстяка»,

а нынче даже съеден. Вместо Кука.

Басня

Однажды лебедь раком щуку…

в тенистой заводи пруда.

Металась щука, но – ни звука!

Бурлила, пенилась вода.

Июль на выдохе. Парило.

Дымился на полях навоз.

Мужик косил траву вполсилы.

На бережку стоял уныло

покинутый возницей воз.

Ночь коротка. И снова брезжит

парной, как молоко, рассвет.

Чу! Слышится зубовный скрежет,

плеск крыльев и любовный бред.

Вконец заезженная птицей,

чуть дышит щука, ткнувшись в плес.

Кричит петух. Встает станица.

Стада к пруду идут напиться.

Все так же неподвижен воз.

А там задуло, закружило —

октябрь откуда ни возьмись.

Парком клубится воздух стылый,

и дым перстом уходит ввысь.

…Во время родов сдохла щука.

Подался лебедь во Вьетнам.

В станице после жатвы скука.

А воз… Куда он делся? ну-ка,

взгляни… А воз и ныне там.

Несколько тезисов

Пора судить за шутки.

Пурген крепит желудок.

Даешь собачьи будки

из милицейских будок!

Сажал ли Зевс аллеи

для будущей свекрови?

Жить стало веселее,

а умирать хреновей.

Стравинский – композитор.

Валерий Чкалов – летчик.

Не выпить водки литр,

не съев грибков пяточек.

Крот носом землю роет.

Рай с адом однолетки.

Грозит сперматозоид

дойти до яйцеклетки.

Пять дней сидел на сыре

и отсидел конечность.

Я к вам приду в четыре

плюс-минус бесконечность.

«Вот и открыли у нас лабаз…»

Вот и открыли у нас лабаз

на паях с африканской страной.

И попер народ из народных масс,

и накрыло волну волной.

Из-за голенища достал перо

инженер человеческих душ.

Горит синим пламенем ГОЭЛРО,

освещая сибирскую глушь.

Там кот ученый, грядущий хам,

по науке лущит горох.

За оставленный богом мой русский храм

помолись, мой еврейский бог.

1989

Augustinus dubitat [3]