— Они, они взяли, больше некому, — громко и раздраженно сказал Костя, увидев подходящего Ивана, и ткнул стволом ружья в сторону зимовья, нимало не боясь, что «они» могут услышать. — Я и мешок наш на крыше нашел. Еще вчера, когда этот хмырь шибко пьяного изображал, я кое-что понял.
— Да не брали мы ничего, — раздался хриплый голос из зимовья, и Иван узнал голос тракториста.
— А это мы еще узнаем. — Костя подошел к зимовью и оседлал дверной порог. — Садись рядом, — пригласил он Ивана.
Стесняясь перед невидимыми еще людьми, которых Костя столь легко обвинил в воровстве, Иван бочком притулился на пороге, заглянул внутрь зимовья. На нарах сидели пятеро мужиков и дружно курили. Когда глаза привыкли к полумраку, Иван стал различать лица и удивился их испитости. Мужики были разного возраста, младшему было, пожалуй, не больше двадцати лет, но общая печать пьяной выморочности тронула и его лицо. На нарах сидело само зло, носители зла и одновременно жертвы этого зла.
Миролюбец Глеб втиснулся между Иваном и Костей, заговорил просительно:
— Вы, мужики, наши орехи взяли. Больше некому. Отдайте по-хорошему, и забудем это дело. Слышите, мужики.
— Не брали мы ничего, — ответил знакомый тракторист. — Мы разве не понимаем, что нельзя брать.
— Ну хорошо, не брали, — легко согласился Глеб. — Ну а вот этот тросик зачем в тайгу принесли? — Глеб протянул руку, и Иван увидел бухточку тонкого стального тросика. — Изюбрей на тропах душить?
— Не наш это тросик, — равнодушно ответил сидящий с краю хлипкий мужичонка и длинно сплюнул под ноги.
— Не ваш, значит! — Голос у Глеба стал совсем тихим и бесцветным, и Иван понял, что Глеб с трудом сдерживает готовую прорваться злобу. — Никого кроме вас здесь не было, трос браконьерский появился, а вы ни при чем.
Костя чутко уловил перемену настроения Глеба, тронул ружье на коленях и сказал неожиданно жестко:
— По-хорошему вы не хотите. Теперь меня слушайте. Сейчас мы будем искать орехи. Они где-то спрятаны неподалеку. Найдем — сами понимаете, что с вами будет. Живыми мы вас отсюда не выпустим. Никого.
Иван видел, как дрогнули и посерели испитые лица.
— Не брали мы, — торопливо сказал тракторист. — А если даже и найдете, это дело не наше.
— Не выпустите… Смешно сказать, — подал голос тот, что плевался. — За это дело и ответить можно.
— А тебе об этом забота будет маленькая.
Иван хоть и дрогнул от опасных Костиных слов, и успел подумать, что он втягивается в недоброе дело и что зло всегда порождает зло, но тут же понял, что как бы дальше ни развивались события, он их участник и никак не минует, не отгородится. Он поудобнее пристроил ружье и положил руку на курки.
— А выйти-то хоть можно? — спросил самый молодой. Этому-то, пожалуй, больше остальных не повезло: ему даже нынешнее свое существование и сравнить не с чем, не было у него другой жизни, а значит, и некуда стремиться.
— Посиди полчасика, — остановил его Костя жестким голосом. — Ничего за это время с тобой не сделается.
Глеб и Тимоха лазили по ближней округе, и Иван опасался, что в любой момент мог раздаться чей-либо торжествующий и злой голос «есть, нашел!», и тогда мир разом переменится, и возврата в прежнюю жизнь не будет.
Мойгатовские мужики хоть и сидели молча, но по всему чувствовалось, что они предельно напряжены и тоже готовятся к опасному повороту событий. В тайге совсем без оружия не ходят. Что у них есть? Ножи — определенно. Вполне может быть, и пострелять из чего-нибудь у них найдется. Такой народ к обрезам вполне хорошо относится. И к пистолетам тоже слабость питает. Вся надежда на Костю, на его злую реакцию.
Иван не знал, сколько прошло тягучих и напряженных минут, но вот за спиной он услышал шаги Глеба и тяжелое дыхание Тимохи.
— Ничего нету. Спрятали хорошо.
Мойгатовцы сбросили с себя оцепенение, зашевелились.
— Да мы ж говорили, что ничего не брали. Что, кроме нас и народу в тайге нет?
Глеб ткнул пальцем в бухточку стального тросика:
— Эту удавку я у вас забираю. И мой вам совет: не появляйтесь больше в тайге. И сегодня же, даже прямо сейчас, уходите отсюда. Это мое первое и последнее предупреждение.
— Ну ладно, — сказал Костя и внимательно, запоминая, посмотрел в лицо каждому из мойгатовцев, словно прицелился чуть раскосыми, с осенней просинью, глазами. — Все равно ведь нарветесь.
Костя встал, перебросил ружье из руки в руку и, не оглядываясь, пошел по тропинке. За ним пристроился Тимоха. Глеб пропустил Ивана вперед и пошел следом.
Когда Тимоха и Костя отвернули с тропы к своим оставленным колотам, Глеб предложил Ивану:
— Давай перекурим. Посидим-отдохнем.
— Давай, — с радостью согласился Иван. Ему не хотелось сейчас оставаться одному.
Глеб некоторое время молчал, а потом кивнул на Иваново ружье:
— Заряжено?
— Заряжено.
— Я так и знал…
— Хорошо, что вы эти чертовы орехи не нашли, — облегченно сказал Иван. — Бог с ними. Нашли бы — добром бы это не кончилось. Не обеднеем.
— Они ж утащили те орехи, которые мы еще из метрового снега выколупывали. Самым тяжким трудом добытые…
— Дак не они, быть может.