Осенний трон

– Думаешь, меня это испугает? – фыркнул Ричард. – Аквитанию ты получишь только через мой труп. А насчет того, чтобы прикоснуться к тебе… – Одним движением он опрокинул брата на пол. – Не хочу пачкать о тебя свой меч. Червяк ты, убирайся отсюда! – Он взял миску хлебной тюри в вине, пережившую первый приступ его ярости, и опрокинул ее Иоанну на голову. – Вот твое помазание, ублюдок. Из тебя такой же правитель Аквитании, как из нарыва на заднице нищего. Никогда я не приму от тебя оммаж, никогда! Аквитания отцу не принадлежит, и поэтому он не может ею распоряжаться.

Иоанн поднялся на ноги, весь облепленный мокрыми кусками хлеба, словно дохлыми мышами. Его лицо искажалось злобным ехидством.

– Ты слышал, что сказал отец: мы должны подчиняться его воле, или он раздавит каждого, кто посмеет противиться ей.

– Пусть попробует! – оскалился Ричард. – И посмотрим, кто выиграет. Точно не ты, сколько бы ни строил козни.

– На твоем месте я бы не был так уверен, – парировал Иоанн, но здравый смысл все-таки восторжествовал, и он ретировался. – Я выиграю! – крикнул он через плечо перед тем, как захлопнуть дверь.

Стоя в проеме узкого окна в своих покоях, Алиенора смотрела, как Ричард готовится покинуть Руан. Он поднял голову, нашел ее взглядом и, пока конюх выводил оседланного и взнузданного жеребца, взбежал по деревянной лестнице до такого уровня, с которого мог поговорить с ней.

– Я вернусь за тобой! – поклялся он. – Мама, обещаю!

Его сердитое лицо перерезали морщины. Матери вдвойне больно было их видеть, потому что были они преждевременны и потому что появились из-за его отца. Она покачала головой:

– Храни тебя Бог в твоем путешествии! Не беспокойся обо мне, а ему не уступай, чем бы он тебе ни грозил. Но думай перед каждым своим шагом. То, что предложил Генрих, большая ошибка, но не сжигай все мосты.

Ричард поморщился:

– Я сказал ему, что мне нужно время, чтобы обдумать его решение и посоветоваться с другими, но знай, мама, я никогда не отдам Аквитанию Иоанну. Я буду сражаться, пока не паду замертво, но не позволю такому случиться.

– Этого не случится, обещаю. А теперь поезжай, сын мой, скорее!

Едва Ричард умчался в облаке пыли, в комнату Алиеноры пришел Генрих. За ним следовали Иоанн и Жоффруа. Иоанн успел переодеться, его влажные волосы были аккуратно причесаны. Слабый травяной аромат исходил от него, как будто он только что принял ванну.

– Полагаю, ты это состряпал вместе с Иоанном! – с холодной яростью бросила она Генриху. – Ну так ничего у тебя не выйдет, потому что это не твое наследство.

– Я должен делать то, что лучше для всех, – ответил Генрих. – Вполне разумно отдать Аквитанию Иоанну. Если он принесет оммаж Ричарду, тогда я вообще не вижу, какие могут быть возражения.

– Значит, ты слеп. Ты хочешь заменить взрослого мужчину на ребенка.

– Я не ребенок, – запротестовал Иоанн. – Папа стал герцогом Нормандии, когда ему было столько же лет, сколько мне сейчас.

– Не равняй себя с отцом, и да помогут тебе небеса, если ты собираешься следовать его примеру, – обернулась к нему Алиенора. – Ребенок от кузины и козни за спиной брата не делают тебя ни настоящим мужчиной, ни хорошим правителем. Они делают тебя человеком, который не знает границ. Человеком, которому нельзя доверять. – Ей было горько, что приходится говорить это собственному сыну. – Ты не готов править Аквитанией, а манипулировать Ричардом так же, как Гарри, ни у кого не получится.

Иоанн покраснел:

– Я более чем готов, мама. Ты просто не видишь этого, потому что любишь только Ричарда.

– Чушь! Я стремлюсь к тому, чтобы каждый из моих сыновей имел то положение, которого достоин.

Во время этого диалога Генрих хранил молчание, хотя мрачнел с каждым услышанным словом.

– Ричард сделает так, как я прикажу, а не то пожалеет, – наконец вмешался он. – У него слишком много обязанностей. Нужно переложить часть из них на плечи других людей.

– Ты хочешь сказать, у него слишком много власти, – уточнила Алиенора. – И поведай мне, какую часть своих обязанностей готов отдать другим ты сам?

– Не знаю, зачем я вообще обсуждаю это с тобой, – ледяным тоном процедил Генрих, развернулся и ушел.

Разобиженный Иоанн последовал за отцом. Жоффруа двинулся было за ними, но потом передумал:

– Ты же знаешь, мама, отец будет стоять на своем.

– Ричард тоже, – напомнила она сыну.

– Значит, снова начнется война.

Алиенора заметила осторожную отстраненность, с которой держался Жоффруа. Она не знала, на чьей стороне средний сын, потому что тот предпочитал держать свое мнение при себе. Он не пытался снискать расположения Генриха, как делал это Иоанн. А с Ричардом у него всегда шло негласное соперничество, им было тягостно находиться в обществе друг друга. Если представить весы, на одной чаше которых – Генрих с Иоанном, а на другой – она сама с Ричардом, тогда Жоффруа – та гиря, которая обеспечит перевес той или иной чаше. Выбирать он будет, исходя из собственной выгоды.

– Да, согласна, но на чьей стороне окажешься ты, сын мой?