Осенний трон

Алиенора на мгновение зажмурилась. Ей следовало бы ликовать, и где-то в глубине души это чувство присутствовало, но еще ей было тошно. Тошно оттого, что все дошло до открытой войны между отцом и сыном.

– Иоанн все еще с королем? И Уильям Маршал?

– Да. – Генрих торжественно кивнул. – Не представляю, что бы он без них делал. Болдуин де Бетюн также стоек в своей преданности, и Гилберт Фицрайнфред. – Он сурово свел брови. – Но ничем хорошим это не закончится ни для кого, и потому-то я привез свою девочку к вам.

– Чтобы она разделила мое заточение? – Алиенора послала Рихензе лукавую улыбку.

– Чтобы она находилась в безопасности, – подчеркнул ее отец. – Она не даст вам скучать в одиночестве, а вы не дадите ей попасть в беду. Как я уже упоминал, это ненадолго.

Больше Генрих ничего ей не сказал, сколько бы Алиенора ни расспрашивала. Но и тех намеков было достаточно, чтобы понять, какое событие ожидается в самом скором будущем.

Глава 26

Замок Сарум,

июль 1189 года

Алиенора с Рихензой возвращались после молитвы в соборе, как вдруг под въездную арку стремглав ворвался всадник. Лошадь еще не успела остановиться, а он, едва не попав под копыта, одним прыжком уже выскочил из седла. Бросив поводья ошалевшему конюху, гонец приблизился к Алиеноре, упал на колени и коснулся подола ее платья.

– Моя госпожа королева, – выдохнул он, – я принес весть величайшей важности. Королевство ваше. Вы – вдовствующая королева. Король Генрих умер!

Рихенза ахнула и приложила ко рту ладонь:

– Нет!

Алиенора стояла не шевелясь. И внутри ее тоже все замерло: и мысли, и чувства, но не от горя. Она как будто увидела волшебное сияние, возникшее над горизонтом, только пока еще не поняла, что оно означает, что за ним скрывается. Этой новости она ожидала с тех самых пор, как Генрих Саксонский в апреле привез к ней Рихензу, и все-таки оказалась не готовой к моменту, когда неминуемое свершилось. Генрих мертв. Его нет больше в мире. Вся его воинствующая яростная энергия обратилась в ничто. Так небо очищается от облаков после грозы.

Она огляделась. Окружающая жизнь текла как обычно, если не считать разбегающихся волн, поднятых стремительным появлением гонца. Никто не знал, что за причина стоит за его поспешностью, догадывались только, что новости, должно быть, важные. Все так же сияло солнце с выгоревшего добела неба. Трое детишек возились с Мойси, по очереди бросая ему кожаный мячик, да женщина из прислуги флиртовала со стражником, покачивала перед ним бедрами. Полученная весть для них ничего не изменит.

– Не могу поверить! – У Рихензы дрожал от слез голос. – Этого просто не может быть!

Ее возглас разбил оцепенение Алиеноры. Королева сделала глубокий вдох, потом еще один, понемногу впуская в себя жизнь. То, что было стиснуто, заперто, огорожено, теперь стало бескрайним садом, в котором цветут прекрасные возможности.

– Тише! – одернула она внучку и твердо взяла ее за руку. – Ты из его рода. Помни о своем положении.

Рихенза подняла голову и предприняла отчаянную попытку успокоиться, но по ее лицу все еще струились слезы.

Гонец так и стоял в пыли на коленях, сжимая в руках шляпу и опустив голову почти до земли. Алиенора узнала его: это был один из рыцарей Ричарда, Робер де Сентонж; раньше он служил при ее дворе пажом. Она коснулась его плеча и скомандовала:

– Встань!

Он поднялся на ноги. С его лба стекали капли пота. Конюх повел его лошадь к стойлу.

– Где и когда? – требовательно спросила она.

– В Шиноне, госпожа, в шестой день июля. У меня есть для вас письма, но все подробности будут позже. Я всего лишь вестник.

Что-то росло внутри ее. Сначала не более осязаемое, чем завихрение воздуха, но постепенно оно обретало плотность и вес. Алиенора велела слугам присмотреть за тем, чтобы гонец мог поесть и отдохнуть после своих трудов.

– Скоро я снова пошлю за тобой, так что поспеши, – скомандовала королева Сентонжу и протянула руку за письмами. Едва рыцарь удалился, она обратилась к Рихензе: – Когда мы шли в собор, я была узницей, а теперь я свободна. На самом деле я была свободна и вчера, и позавчера, но не знала об этом. Прямо сейчас могу сесть на коня и уехать отсюда, и ни у кого нет власти, чтобы остановить меня. Ни у кого! – Она представила, как мчится прочь из Сарума. – Надо приказать поварам, чтобы начинали готовить пир.

Глаза Рихензы расширились от ужаса при этих словах бабушки.

– Нет, не для того, чтобы праздновать, – нетерпеливо взмахнула рукой Алиенора, – хотя я знаю, что Господь простил бы мою радость. Мое решение сугубо практичное: я никогда не вернусь сюда, и до отъезда надо опустошить кладовые.

В это время к ней почти бегом приблизился Роберт Модит, ее тюремщик. Очевидно, новость дошла и до него. Алиенора выпрямилась во весь рост, встречая его лицом к лицу, и почувствовала, как жизнь буквально хлынула в ее вены.

Он скованно поклонился ей:

– Госпожа, горестная весть о кончине короля Генриха повергла меня в глубокую скорбь.