Читаем Ощупывая слона полностью

В первую очередь меня обвинили в том, что я хожу в ЖЖ «за контентом с ведром» (слова Маши Нестеровой). Насколько я понимаю, эти обвинения означали, что мне не следовало бы использовать «Живой журнал» как источник для статей. Надо заметить, всю информацию я не только брал из открытой части ЖЖ, но еще и спрашивал разрешение на ее использование у авторов, так что речь идет именно об эстетическом неприятии подобного подхода: мы здесь живем, а вы пришли за контентом с ведром. С чем-то похожим пришлось столкнуться через год Линор Горалик, когда она объявила о создании коммьюнити «Дети 70-х», предназначенного для публикации и обсуждения мемуаров о детстве ее сверстников, людей семидесятых годов рождения. Линор не скрывала, что собирается использовать эти материалы для книги (указывая, разумеется, авторов цитат), однако нашлось много людей, резко негативно отозвавшихся о ее проекте.

Внешней причиной в обоих случаях называлось то, что информация слишком легко нам достается: мол, прочитал, copy-paste сделал — и все хорошо. Никому, однако, не приходит в голову сказать «я сделаю то же самое быстрее и лучше»: понятно, что отбор и обработка информации — тоже тяжелый труд. Так что попробуем найти еще какую-нибудь причину столь сильных эмоций, вызванных моей статьей.

Вероятно, дело в том, о чем я писал в своих старых статьях: ЖЖ позиционирует себя как частное, приватное пространство. И потому многие авторы ЖЖ чувствуют себя уязвленными, когда кто-то использует их записи как рабочий материал для статьи или книги.

С похожей проблемой сталкиваются не только журналисты. Много лет в ЖЖ функционировала так называемая «Лента fif'a», где были собраны почти все русскоязычные пользователи ЖЖ. Один из администраторов «Ленты fif'a» Антон Монахов, писал мне во время истории со статьей в Wired:

Многим людям не нравилось, что они попадали в «список фифа». Сводя к одной фразе их возражения, не нравился им тот момент, что из-за этого их публичные записи «мог прочитать кто угодно». Непонимание базового свойства сервиса именно в этом и состоит. Причем пробиться сквозь их возражения и объяснить, что их и так мог читать кто угодно, не удавалось, хотя в начале эпидемии я потратил на переписку много времени. Обида на то, что в их «персональное пространство» влезают, заставляла часть людей переходить к угрозам в надежде, что таким образом они смогут его оградить. Угрозы были разные, от технических до юридических. До физических, как бывало в фидо; не доходило.

Иными словами, в этом случае, как и в случае хождения за контентом с ведром, речь не идет о нарушении прайвеси — в конце концов все эти люди добровольно сделали свои записи доступными, выложив их в так называемой «публичной моде», или дали согласие на публикацию. Юридически и даже этически позиция журналиста вполне обоснована, однако понятна и эмоциональная реакция, о которой рассказывает Монахов. В рамках собственного журнала автор чувствует себя защищенным от обесценивания и критики — он всегда может забанить нежелательных пользователей или разрешить комментарии только друзьям. Однако стоит его мыслям и рассказам попасть в иной контекст — в книгу, статью или «Ленту fif'а», они становятся уязвимыми. Более того — теряется ощущение уникальности. Мне кажется, именно в возможности балансирования на грани частного и общественного заключается один из секретов обаяния ЖЖ: в конечном итоге добрая половина записей в ЖЖ — это призыв ко всему миру: «Посмотрите на меня! Полюбите меня! Восхититесь мной!»

Этот призыв зачастую обращен ко всем людям но ответ всегда хочется слышать только от тех, кто в самом деле готов любить и восхищаться. «Публичная мода» ЖЖ — самообман; в глубине души большинство из нас готово открыть запись не любому незнакомому читателю, а только любому доброжелательному — пусть даже незнакомому.

<p>Часть пятая</p></span><span></span><span><p> ЛИРИКА</p></span><span>

В этой части собраны написанные в разные годы статьи странного жанра. Это не рассказы о сайтах, не рассказы о событиях, не репортажи и не заметки. Скорее, это эссе об Интернете, как правило, написанные не для веба, а для бумажных изданий. Некоторые сегодня поражают меня своим бесстыдным эссеистическим передергиванием — в угоду красивой фразе и неожиданному повороту мысли я не задумываясь жертвовал точностью. С другой стороны, эти статьи было так приятно писать, что они до сих пор вызывают у меня теплые чувства — как стихи, которые на досуге пишет академик-графоман.

Жанр лирики не предполагает развернутого комментария, хотя в ряде случаев я счел возможным пояснить, по какому поводу текст был написан или кто в нем фигурирует.

<p>1. Маленький город, затерянный в лесах (тезисы, 1996)</p></span><span>

Посвящается Зафару Хашимову, подсказавшему одну из идей, использованных в этой работе

1
Перейти на страницу:

Все книги серии Новое литературное обозрение

Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских
Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских

Захватывающий авантюрный роман с элементами игры, фантастики и эротики, повествующий о политических и любовных приключениях американского слависта в России. Действие происходит в многомерном художественном пространстве на протяжении пяти веков русской и мировой истории. Среди персонажей романа — реальные сегодняшние политические деятели, олигархи, киллеры, некроманты, прекрасные женщины и порочные дети, а также знаменитые завоеватели и правители от Ивана Грозного до Билла Клинтона.Роланд Харингтон — американский славист русского происхождения, профессор Мадисонского университета, автор восемнадцати книг и более трехсот статей. В 1990 году удостоен приза Густава Фехнера за книгу «Венерические болезни в русском романе». Работал консультантом в трех администрациях, сопровождал Б. Клинтона и Дж. У. Буша на встречах в верхах с президентами России Б. Ельциным и В. Путиным. Р. Харингтон — член дирекции научного центра им. Президента Эндрью Джонсона, председатель американского общества почитателей Ивана Грозного, член Академии изящных искусств штата Иллинойс.

Роланд Харингтон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное