Ошибись, милуя

— Пошли ему бог здоровья, — уже в дверях сказала Фекла Емельяновна, а подоспевший Семен взял ее за руку, и только она переступила порог, встал перед нею на колени, спрятав лицо свое в ее руках.

— Услышаны наши молитвы, — тихонько запричитала Фекла, клонясь к сыну и целуя его в полысевший и оттого неожиданно чужой, совсем незнаемый лоб. Она почти не видела его лица, но ее уже захлестнуло чувство боли и жалости к сыну, который вернулся к ней не прежним, каким она проводила его и каким научилась ждать, а надорванным непоправимо, всеми обиженным — ведь не от сладкой жизни же высеклись его волосы. Ее душили слезы, и она плохо понимала, что говорили сыновья.

Когда все немного улеглось и успокоилось, когда каждый взялся за свое дело, Семен стал с жадным любопытством наблюдать мать. Никаких особых перемен в ней не примстилось, только ростом — в его глазах — она сделалась меньше и будто бы все время на кого-то ласково хмурилась. Это милое выражение напускной строгости, знакомое ему с детства, не сходило с ее лица даже в минуты, когда она улыбалась. К этому новому для него выражению материнского лица он привык не сразу, но потом и его не стал замечать.

VIII

Подворья деревни Борки тесно сбились в кучу на том берегу Супряди. Из Межевого туда рукой подать, да не во всякое время. Супрядь — речка низинная, и мост через нее пришлось вынести на взгорье, выше по течению, отчего дорога в Борки выкинула петлю по выпасам верст на пять. Летом, правда, когда луг подсохнет, а речка обмелеет, ее переезжают вброд почти у овинов боровских мужиков. Если же кому-то нужно налегке, да еще на скорую руку, бегают и напрямик, через сухой лог, но спуск, а того хуже вызъем по крутым глиняным осыпям — не приведи господь. А бабы хоть гуртом, хоть в одиночку вообще не ходят через лог, потому что овеян он дурной славой с незапамятных времен.

Когда Ермак Тимофеевич шел в Сибирь, то спустился по Туре до речки Супряди без единого выстрела. Однако выглядки Епанчи с каждого угорья выстораживали проплывавшие мимо Ермаковы струги, а в устье Супряди сделали первый залом, осыпав казаков калеными стрелами, они выманили их на берег и подвели под удар татарской конницы с Окраиной горы, где сейчас стоит Межевое. В лугах Туринской поймы на берегу Супряди произошло первое столкновение казаков с сибирской ордой. Этой встречи ждали, к ней готовились те и другие, но никто не подозревал, что будет она такой жестокой и кровопролитной. Клубок сцепившихся воинов за день несколько раз перекатывался на повершье Окраиной горы, а затем безнадежно обрывался вниз, пока наконец Ермак не бросил в обход ватажку ратников, которые с запяток накрыли татарский юрт и огнем смели его вчистую. Потрясенные гремучим огнем и храбрым натиском всельников, защитники сибирских урманов бросились наутек и почти без боя оставили Епанчинск. Однако ниже, в устье Ницы, они снова собрались с силами и снова тряхнули боем Ермаково войско, да так тряхнули, что дальше оно, обескровленное и измотанное, не могло успешно продвигаться. Отыскивая выгодное порубежье, Ермак сумел еще отбить у татар Чинш-Туру и стал в ней на зимовку, заложив здесь Тюменский острог.

Татарские улусы, откочевавшие в леса и болота Зауралья и в Притоболье, то и дело предпринимали набеги на русские сторожевые поселения по крупным рекам, а Межевой острог, поставленный на Окраиной горе, много раз выжигали дотла, вырезали поголовно, не разбирая ни старого, ни малого. С тех пор и было замечено, что земля на Окраиной горе, видимо, так пропитана кровью, что берега Сухого лога неиссякаемо точат сукровицу. И среди глиняных осыпей, и под замшелыми колодами, и в гнилом валежнике, случается, и прямо на тропе нет-нет да и проступит ключик, и вода в нем жарко-красная, а там, где стекает она, вся земля запеклась под коросту.

На самом же деле берега лесных рек и распадков, густо избороздивших просторы Зауралья, богаты выходами железа, и воды, вымывающие их, рудые, совсем как кровь.

Об этом знают даже дети, но суеверный страх охватывает каждого, кто попадает в лог, куда не заглядывает солнце, где в кровавых потеках жирная глина, где сырые потемки пахнут опять же парной кровью, будто тут только что кого-то зарезали.