Ошибка каскадера

— Нет. Мой отец не был религиозным. Он был главным режиссером театра, и на похоронах было очень много народа, и много русских.

— И вы, конечно, не прочли кадиш?

— Нет. Я не знал. Извините.

— Прощение надо просить у Б-а, молодой человек. Дайте мне имя вашего отца, я помолюсь за него сегодня.

— Спасибо, — поблагодарил Авик и, написав на листочке имя отца, отдал листок раввину.

Выйдя из синагоги, Авик почувствовал какое-то внутреннее облегчение и сразу дал себе слово ходить в синагогу хотя бы раз в месяц. Но об обещании своем он забыл в тот же вечер. В конце лета Маша, не имеющая никакого отношения к еврейству, сказала, что в сентябре будет самый главный еврейский праздник Иом-кипур — День искупления. В этот день вспоминают умерших близких людей, и Авик просто обязан будет пойти в синагогу. Она бы пошла с ним, но думает, что это будет грех. Сама она пойдет в церковь и поставит за папу свечку. Маша заставила Авика надеть свой выходной костюм — о том, что нужно одеваться в праздничную одежду, она тоже где-то узнала. Авик послушно выполнял все, что ему говорила Маша. Надев кипу, данную ему при входе в синагогу, и сев на свободное место, которое он отыскал с трудом, Авик огляделся. Маша была права — все вокруг были одеты празднично. Стоящий на возвышении раввин читал лежащий перед ним молитвенник, и микрофон разносил его голос по просторному, в высоких два этажа, зданию синагоги. Сидящие рядом с Авиком тоже смотрели в свои молитвенники. Авик открыл выданный ему при входе молитвенник на первом попавшемся месте. Подержав молитвенник открытым, он закрыл его и стал слушать, что говорит раввин. Потом ему стало скучно, и он стал вспоминать свое детство, проведенное с отцом в театре, когда отец и он сам были убеждены, что театр станет его будущем. Потом он произнес про себя: «Папа, прости меня за все плохое, что я делал по отношению к тебе. Я тебя очень любил, и мне тебя очень не хватает. Господи, я знаю, что ты взял моего отца к себе в рай. Он был святым человеком на земле и заслужил святое место в раю. Спасибо тебе, Господи. Амен». Авик закончил свою импровизированную молитву, встал, извиняясь, пробрался между сидящими и вышел из синагоги. Больше он в синагогу никогда не ходил.

Тамара позвонила ему на следующий день после похорон. Увидев ее имя на дисплее телефона, он не стал отвечать. На следующий день он все же ответил и попросил ему сейчас не звонить. «Я сам позвоню», — сказал он. Ему сейчас очень не хватало ее ласки, ее умения успокоить, пожалеть. Но он удерживал себя и дал слово не звонить ей. Пока. Отец много раз давал ему понять, что знает об их отношениях и категорически их не одобряет и они очень расстраивают его. Отец любил Андрея. Любил так сильно, что Авик даже ревновал отца, который видел в Андрее все то, чего всегда ждал и так и не дождался увидеть в нем, в Авике. И сейчас, сразу после смерти отца, вернуться к их отношениям с Тамарой, считал Авик, будет кощунством по отношению к нему.

Проходили дни, ему нужно было возвращаться на работу, а он все тянул и тянул. Машу он тоже не пускал — ему было тяжело оставаться дома одному, но вскоре они начали ощущать нехватку денег. Когда был жив отец, его зарплата в театре и в институте, плюс Машина зарплата, плюс его, пусть самая из всех маленькая, позволяла им жить ни в чем себя не стесняя. Но, когда отца не стало, довольно быстро растаяли и оставшиеся после него деньги. Наконец Маша настояла на своем возвращении в офис; надо было возвращаться и ему, хотя Фирсов его не торопил. И Авик знал почему: адвокат из него был никудышный. Авику вообще иногда казалось, что, исчезни он вдруг из конторы, Кирилл Владимирович этого и не заметит. Но зарплату Фирсов платил Авику небольшую, и дел в конторе стало побольше — адвокат Плуганова Пестов стал время от времени подкидывать в контору дела, — так что Фирсов продолжал держать Авика и даже за это время успел к нему привязаться.

Как-то утром, когда дома уже никого не было, Авик взял телефон и нажал на запрограммированный в нем номер Тамары. Она сразу ответила и попросила перезвонить через десять минут — у нее лекция. Через десять минут она перезвонила ему сама.

— Мы должны увидеться. Я больше не могу, — первое, что сказала она в телефон.

— Я тоже, — ответил Авик. — Только пойдем в гостиницу. Я не хочу дома.

— Мне все равно, — сказала Тамара.