Осип не обижался на бывших пациенток, если они не подавали о себе вестей; его титановые стрекозки, объяснял он Лидии, торопились забыть о нем и его процедурах.
Полтора года спустя она оставила ему на ответчике сообщение:
Бетти была верна себе: пока он доставал простыню, наклоняла голову, стараясь рассмотреть фотографии на стенах его подсобки, когда он заходил туда; грызла ногти и сама на себя за это сердилась; говорила про своего жениха, а одеваясь, поворачивалась к Осипу спиной.
А что с театром в Бордо? Они практически не выпускали ее на сцену, разве что на замену. Хореограф хвалил ее технику, осанку, грацию, но прибегали к ее услугам, только если требовалось подменить заболевшую или получившую травму артистку. Мадемуазель «Крайний случай». Второй сорт.
В семнадцать лет Бетти мечтала о классическом репертуаре, о сильфидах и лебедях. В девятнадцать бегала по кастингам в рекламных и модных агентствах: есть что-то надо. Она приходила дважды в неделю, ложилась на стол и перечисляла названия брендов, как будто листала адресную книжку, где значились и друзья, и негодяи. Для рекламы
После ее ухода он ненадолго задержался в подсобке, где хранил бумаги, чистые простыни и лечебную косметику. На стенах висели подписанные фотографии: «Осипу, с благодарностью». «Осипу, с бесконечной признательностью».
«Твоя подсобка – это склеп, а твоя жизнь – музей», – иронизировала над ним жена. В крошечном помещении витал аромат фиалок, наводивший на мысли о старине – мать одной из учениц подарила ему свечу. Знакомая, работавшая костюмершей в кабаре «Диамантель», принесла лоскут зеленовато-опалового панбархата, на который Осип повесил фотографию русского танцовщика из Кировского театра (тот был на гастролях, и ему срочно понадобилась помощь из-за болей в бедре). На снимке он застыл в метре над землей, спина – идеальная дуга, бросающая вызов земному притяжению.
Вот чего Осип ждал от танца: чтобы он скрасил повседневность с ее преступлениями, катастрофами, финансовыми скандалами, опросами общественного мнения и сплетнями о похождениях актеров. Современность представлялась ему бессмысленным шумом, отвлекающим от главного. Осипу было плевать на этот шум, потому что он неизбежно стихнет и все о нем забудут. Останется другое – поиск красоты, которым одержимы эти ненормальные, чью болезненную изнанку он знал как никто.
Большинство его пациентов никогда не станцуют партии, к которым так долго готовились, и в этом смирении ему виделось особое величие. А вот Бетти смирения не хватало, горечь обиды не добавляла ей достоинства, и он решил ей об этом сказать.
Бетти выслушала его и приподнялась на локте. Осип часто ходит в Оперу Гарнье, верно? И кого он видит на сцене? Блондинок, шатенок, рыжих, брюнеток, высоких и поменьше. Но всегда белых. Если кто-то выражал удивление, руководство быстренько представляло публике танцовщика-араба или солистку азиатского происхождения. И недовольство стихало.
С самого детства Бетти стыдилась контраста между ее затянутыми в колготки телесного цвета ногами и темными обнаженными руками, немыслимыми для Спящей красавицы. Она каждый день наносила на них светлый грим – чтобы не выделяться на общем фоне. Когда на кастинге она танцевала «Лебединое озеро», балетмейстер морщил нос, будто не понимал, зачем она сюда явилась. Несмотря на все медали, победы на конкурсах и поздравления, она так и не стала для них «своей».
Печально, конечно, но такова традиция, вздыхал Осип.
А в рекламе тоже «традиция»? Большинство компаний ищет танцовщиц ростом от метра семидесяти пяти до метра семидесяти восьми, с длинными волосами и хорошей техникой. Бетти обладала всеми этими качествами. Разумеется, ей не предлагали расхваливать прозрачность минеральной воды или свежесть дезодоранта. Агентство отправляло ее на кастинги для участия в рекламе геля для душа «Таити», марки кускуса или рома. И кастинг-директор еще удивлялся, что она не умеет танцевать хип-хоп.
Бетти не была ни арабкой, ни таитянкой, ни уроженкой Антильских островов. Ее мать родилась в Белизе, но сама Бетти появилась на свет в департаменте Валь-де-Марн и ничего не понимала в рэпе, предпочитая Шопена или «Чакону» Баха. Ей уже надоело постоянно слышать в своей адрес: «Нет,