Ошибка Клео

Демонстранты дошли до финальной точки маршрута, но никто не спешил покидать колонну; они продолжали шагать – просто молча шагать. Когда они пересекали площадь Республики, от толпы отделились несколько человек с баллончиками для граффити и бросились к ресторану «У Женни», в котором обычно собирались сторонники Национального фронта. Сестра Йонаша одобрительно свистнула им вслед: «Браво!»

– Ты что, на демонстрации ультралевых? – проворчала мать.

– А что, – возмутилась Клара, – мы должны спокойно смотреть, как всякие нацики сидят и пьют пиво, а мы им и слова не скажи?

Ей определенно надоело помалкивать.

Ионаш пытался удержать сестру, и тут кто-то помахал им из толпы. Взметнулся конский хвост, и к ним торопливо пробилась девушка в красном шарфике вокруг шеи. Клео. Она пожала руки Дануте и Кларе. А где Серж? Он разве не здесь? Ионаш сказал ей, что отец умер, и она схватилась за сердце: нет, только не Серж, только не Серж. Клео прижала к себе Ионаша – он и забыл, какая она высокая. Зато вспомнил, как однажды в сквере она убеждала его перестать стыдиться. Сильная девочка, звавшая его к жизни.

Когда на уроках она открывала тетрадь, он иногда замечал вложенные между страницами бумажные листы, исписанные почерком отца. Как-то раз он предложил ей помощь: наверное, не так просто разобраться со всеми этими историями о прощении. Клео вытянула ноги под партой, вывернула лодыжки внутрь, затем наружу и ответила: спасибо, но она справится.

* * *

Неизвестному отправителю с адресом verylucie@free.fr Йонаш написал, что Клео, без сомнения, его «приятное воспоминание 1987-го», но он не уверен, что это взаимно.

3

Полученный недавно голубой конверт был прицеплен скрепкой к обложке ежедневника, лежавшего на столе среди рецептов и стикеров с напоминанием, кому позвонить.

Подобный бардак служил свидетельством того, что Осип редко покидал свой кабинет. Первого пациента он ждал к 7:30, последнего – к 21:30, включая субботу. Свое рабочее время он распределял с математической точностью, отводя утро самым неотложным случаям: вывих накануне премьеры, растяжение связок перед самым конкурсом. Днем и вечером Осип принимал тех, кто, несмотря на боль, мог продолжать танцевать.

* * *

С танцорами судьба свела его тридцать лет назад, совершенно случайно. В доме, где Осип держал кабинет кинезиотерапии и спокойно врачевал прострелы офисных служащих, жила девушка. Она пришла к нему в субботу утром, перепуганная до ужаса: получила травму на репетиции, а через несколько дней должна участвовать в балетном конкурсе в Лозанне. Он осмотрел ее, поставил диагноз и начал объяснять, что за такой короткий срок четырехглавая мышца точно не восстановится, но она перебила его тремя словами, произнесенными непререкаемым тоном: она должна танцевать. Пусть делает что хочет.

С той поры, имея дело с этими созданиями, глухими к любым доводам рассудка, он научился закрывать глаза на объективное знание анатомии и покорился неизбежному: они должны танцевать.

Поначалу он обращался к ним как к неразумным детям, которых удерживают на тротуаре, пока не появится светящийся зеленый человечек. Не злоупотребляйте обезболивающими. Тем более противовоспалительными. С годами он смирился с ролью слесаря, латающего разболтавшиеся механизмы. Они требовали – Осип соглашался. Они все были психи – Осип их обожал.

Жена волновалась: еще бы, его постоянно окружали девушки, изящные, как стрекозы, с впалым животом, тонкими руками и едва заметной грудью. Но он объяснил Лидии, что в основном видит деформированные стопы, мускулистые спины, опухшие от синовиальной жидкости щиколотки, черные круги под глазами и обескровленные драконовской диетой губы.

Он завел блокнот, в который записывал слова незнакомого языка: релеве – подъем на полупальцы; девелопе а ля сегонд задействует тазобедренный сустав, заднюю группу мышц бедра. Но все эти сведения мало помогали, и Осип злился, что не в состоянии понять, о чем ему толкуют пациенты и что конкретно у них травмировано.

– Может, тебе сходить разок к ним на занятие? – предложила Лидия.

Он спросил насчет занятий двух-трех девушек, и те поинтересовались в ответ, сколько лет ребенку. С максимальной небрежностью, на какую был способен, он признался, что ребенок – это он.

Двери магазина «Репетто» он открывал так, словно входил в секс-шоп, и со смущением обнаружил себя в окружении малолетних худышек покупательниц, сопровождаемых мамашами.

Нет, подарочная упаковка не требуется, сообщил он продавщице. И купил себе черные лосины из лайкры, черные носки 44-го размера и белую футболку. Ему было сорок пять лет.

Изумленной Лидии он объяснил, что в среду закроет кабинет пораньше и отправится в студию танца в Маре. Пора заняться повышением квалификации. Просто смотреть бессмысленно. Надо самому попробовать.

В мужской раздевалке было пусто, если не считать двух подростков и мальчика в таких же черных лосинах, как у Осипа.