Ошибка Клео

Они поддерживали контакт до 2002 года, хотя все реже. Роли не изменились. Алан ворчал, Наташа слушала: нет, угрозу живым выступлениям несет не сетевое пиратство, что бы там ни говорили продюсеры концертов, при одном упоминании MP3 глотающие спасфон; музыка live становится жертвой охватившей всех эпидемии домоседства. После «Сидите дома, мы доставим вам пиццу, обувь и книги» нам как-то незаметно, тихой сапой, внушили другое: «Бегите домой, потому что только дома вы в безопасности»; нас потихоньку приучают к тому, что комендантский час – это нормально.

Алану недавно исполнилось пятьдесят шесть, но, когда он садился за стол с тридцатилетними, его не покидало ощущение, что он ужинает со своими бабкой и дедом: эти молодые вдохновенно обсуждали «ау-тен-тич-ную» цементную плитку, которой удалось облицевать ванную, и делились друг с другом «полезными советами» по починке старой лампы для журнального столика. Они помешались на своем home sweet home[14], и от этой их зацикленности Алана охватывала тоска.

Наступал новый век, и ему, похоже, предстояло стать последним, кто не использует в речи лексику высокой кухни наподобие «вагю» или «дюксель». Он догадывался, что сэндвич с маслом и ветчиной, которым подкреплялись зрители на концертах, скоро превратится в такую же экзотику, как табачный дым.

Страсть к обустройству своего гнезда отравила и любовные отношения. Если в прошлом Алан боялся, что не сможет соответствовать ожиданиям партнерш, наделенных слишком богатой фантазией, то теперь опасался их дизайнерского ока. Одна тридцатилетняя дама, будившая в нем пылкие чувства, долго стояла перед прикнопленной у него на стене афишей «Нирваны». Она заговорила с ним о музыке? О нет! Она посоветовала ему обратиться в некую мастерскую, где изготавливают винтажные рамы. Алан поблагодарил ее, но ни за что на свете не согласился бы заключать Курта Кобейна в раму. Через несколько дней она прислала ему эсэмэску с сообщением, что их едва начавшийся роман окончен; Алан подозревал, что против него сыграли кнопки на стене.

Так же, как во время их первой встречи, Алан ругался: работы было все меньше, нынешние поп-звезды приезжали с собственной командой и собственным администратором, а группы поскромнее не могли себе позволить нанять его и обходились услугами звукорежиссера. То же и на сцене. Организаторы гастролей о-бо-жа-ли совместителей. Шикарно. И недорого. А вокалисты молились на мультиинструменталистов – шикарно и недорого.

К счастью, L’Oréal еще приглашала его для проведения «ивентов» и прочих мероприятий; бизнесмены вели себя гораздо послушней, чем певцы. Скучища страшная, но что делать…

– Значит, ты окончательно превратился в шлюху. Вот видишь, я и тут угадала.

Перед тем как повесить трубку, Наташа сообщила, что у нее «кто-то есть». И Алан услышал – но не исключено, что он ошибся, – как она говорит ему до свидания.

* * *

Алан приоткрыл окно. Дождь кончился. На экране телефона высветилось сообщение. Племянница. Вот-вот должна родить девочку, но не знает, как ее назвать. Он наверняка предложит ей что-нибудь дико устаревшее, но все же…

Буквы толкались у него под пальцами, настолько очевидным показалось решение. Наташа. Почему бы не Наташа?

Ответ от племянницы пришел почти мгновенно. ЛОЛ и три эмодзи: первая рожица рыдала от смеха бирюзовыми слезами, вторая вытаращила изумленные глаза, третью, зеленоватую, выворачивало радужной блевотиной.

Не, серьезно? Это все, на что у Алана хватает воображения? Имя из третьесортного телефильма? Имя шлюхи?

Из зеркала в ванной комнате на него смотрел постаревший подросток, сирота, чье прошлое пахло остывшим пеплом, как в ресторанах, когда в них еще разрешалось курить. Когда телефон девушки записывали на клочке бумаги. Когда не проверяли в интернете, правда ли новая знакомая та, за кого себя выдает.

Сегодня ей должно быть сорок восемь лет. Наташе, которая в феврале 1995 года пришла одна в «Батаклан», долбанула охранника ногой в голень и растаяла при включенном свете. Незнакомка, даже обнаженной сохранившая анонимность.

Наташа, в 1985 году, в двенадцать лет, претендовавшая на стипендию фонда «Галатея».

5

Странное занятие – ворошить былое. Шкатулку с воспоминаниями открываешь смело, не сомневаясь, что прошлое повернется к тебе милым личиком вышедшей из моды старины. Но сожаления никуда не деваются и по-прежнему больно ранят.

Еще и сегодня Лара редко думала о Клео. Ей никак не удавалось удалить из воспоминаний все колючки и превратить их в мягкую грусть. Образ Клео застыл во времени, и в нем, как в зеркале, отражались все ее прегрешения. С другой стороны, Ларе тогда было всего-то двадцать лет.

* * *