Но она хотя бы слышала о недавнем захвате центров занятости? Об акции в «Бон Марше»? Сегодня вечером в Жюсьё будет сбор «счастливых безработных». Может, ей интересно? Мы не треплем попусту языком, как те политиканы, за которых нас призывают голосовать, и вообще, если бы выборы что-то меняли, их бы давно запретили. Клео вежливо кивнула и взяла дубликат ключей, пообещав, что завтра вернется с вещами.
По утрам, перед тем как идти на репетицию, Клео мыла в раковине свою чашку, вытирала насухо и ставила на полку; принимая душ, она запиралась в ванной; покидая квартиру, никогда не хлопала дверью; ей никто не звонил на городской телефон и не оставлял сообщений на автоответчике. О ее присутствии говорили только висящие на сушилке лосины и колготки, а также запах камфары в ванной комнате. Она вообще ела? Похоже, что нет; продукты Лары лежали в холодильнике, как и лежали; она ни разу не видела, чтобы в раковине валялся нож, которым кто-то торопливо отрезал себе кусок сыру. По пятницам и субботам Лара поздно вечером слышала, как поворачивается ключ в замке; в другие вечера Клео торчала у себя в комнате. Лара стучала к ней в дверь: «Ко мне друзья пришли, выпьешь с нами?» Клео, сидя по-турецки на кровати, вежливо отказывалась: «Я лучше почитаю». В руках она держала двойные листы, вырванные из школьной тетради.
Лара оставляла ей на кухонном столе стикер: «Если хочешь, можем сегодня вечером вместе поужинать», который позже находила с припиской из пяти слов и многоточия: «Извини у меня репетиция допоздна…»
Тем, кто удивлялся, что соседка вечно где-то прячется, – товарищам по политической деятельности и родителям – Лара со вздохом отвечала: «НИКОГДА
не дели квартиру с балериной. Скучнее этой девицы свет не видывал. Ее вообще ничего не интересует, кроме больных ног и Уитни Хьюстон, от которой она балдеет».Через две недели подобного существования у Лары осталось одно желание: ворваться посреди ночи в комнату Клео, изображающей собственное отсутствие, и проорать: «Здесь тебе не гостиница, так дальше не пойдет, чао!»
По пятницам и субботам она продолжала в «Канели» обслуживать Клео, но даже там никакого взаимопонимания между ними не возникло. Заметив, что Лара не включила в счет ее порцию пирога, Клео указала ей на ошибку. Лара тихонько – Дельфина вертелась поблизости – шепнула ей, что это не ошибка. В тот же вечер Клео постучалась к ней в комнату и сказала, что не любит быть у кого-то в долгу и будет платить свою долю, как все.
Господи, из-за куска пирога с кабачками и стакана колы? Слушай, а ты не перегибаешь палку? Знала бы ты, сколько денег каждый вечер оседает в кассе, не стала бы волноваться за судьбу «Канели». Дельфина гордится своей любовью к искусству, вот пусть и докажет свою любовь и поддержит артистку! Клео покачала головой: нет, ей не нужны ничьи милости. Ей ни от кого ничего не нужно.
На следующей неделе Лара принесла Клео вместе со счетом соленую карамель: ты же не откажешься? Клео вспыхнула, краска, как восходящее солнце, залила ее лицо от шеи до лба.
Они постепенно приспосабливались к совместному проживанию. Клео записывала, кто звонил Ларе; Лара не прикасалась к пакету крекеров
Порой у Клео выдавались особенно трудные дни. Она сидела у себя в комнате, ничего не ела, не ходила на занятия и выглядела совершенно разбитой. «У тебя месячные? – интересовалась Лара. – Плохое настроение?» Может, Лара ее чем-то обидела? Клео качала головой. Завтра все пройдет.
Мать Лары удивлялась тому, что дочь не выяснила, в каком балете танцует Клео – классическом, стиле модерн, современном? Разве она ее не спрашивала? Ведь это так интересно – знать, как протекает повседневная жизнь артистки. Лара рассказала о телевизионных варьете и, видя разочарование матери, – значит, Клео не
Декабрьским субботним вечером Лара была дома одна. В 20:30 она привычным с детства жестом взяла пульт от телевизора. По средам передавали «Капитана Харлока», по субботам – «Елисейские Поля». Раздался грохот ударных, и пошли титры. На афишной тумбе сменяли друг друга лица гостей, а на эспланаде Трокадеро появились порхающие танцовщики, которых Лара обслуживала каждую пятницу. Мишель Дрюкер – галстук-бабочка и красный платок в нагрудном кармане, – судя по всему, в последний момент поставленный в известность о содержании программы, тихим сбивчивым голосом объявил о начале «уникального вечера» и выступлении «замечательной» балетной труппы Малько.