Ошибка Клео

На заднем плане, в левом углу экрана, стояла Клео, которую Лара узнала не сразу; она улыбалась застывшей улыбкой, плохо вязавшейся с тяжко вздымающейся грудью. Голову она склонила набок, став похожей на девочку с картины XVIII века – детское личико, пронизанное царственным спокойствием, как будто ребенка раздели и нарядили в черный бюстгальтер, расшитый блестками, и коротенькие кожаные шортики.

Однажды Лара спросила Клео, как можно оценить уровень танцовщицы. Что имеет значение – быстрота движений, гибкость, изящество? Сейчас, сидя перед экраном, она поняла, что дело в другом – в умении удерживать на себе восхищенное внимание миллионов, в числе которых была и она, Лара. В умении внушать остальным желание стать Клео – такой же ловкой, подтянутой, точной и волнующей.

По бедрам Клео, затянутым в черную лайкру, бежали финальные титры; она обнимала другую танцовщицу, платиновую блондинку, обе улыбались лакированными алыми улыбками, пряча взгляд под наклеенными густыми ресницами. Камера немного пометалась между ними двумя и остановилась на Клео, крупным планом показала ее сияющую кожу, а затем рассекла танцовщицу на фрагменты позолоченной картинки: грудь, бедра, туго стянутая узкая талия… Субботним вечером французскому зрителю подавали разделанную на части Клео.

Как-то в январе, в понедельник, Лара вернулась с марша и обнаружила Клео на кухне; та сидела с чашкой чаю; по France Info передавали, что акция закончилась столкновениями с полицией. С ее друзьями все в порядке? А она сама как?

У Лары болела нога – ей пришлось долго бежать; глаза щипало от слезоточивого газа, и она не испытывала ни малейшего желания подбирать обтекаемые выражения, чтобы не пугать соседку, столь далекую от политики. Но Клео больше не задала ей ни одного вопроса и приготовила чай, потешно налетев на деревянную спинку стула, когда бросилась к закипевшему чайнику. Она наполнила целлофановый пакет кубиками льда, завернула его в тряпку и обвязала распухшую лодыжку Лары. Задрав штанину детской голубой пижамы, она показала Ларе свою костлявую ногу с пальцами, похожими на когти хищной птицы, и объяснила, какие упражнения надо делать; там семьсот связок, их надо тренировать. Потом надавила Ларе большим пальцем в свод стопы здоровой ноги – это хорошо помогает сбросить напряжение, если не чувствуешь боли, значит, ничего страшного не произошло. Лара улыбнулась: а это правило применимо к другим сферам жизни?

Перед тем как уйти спать, Клео сунула голову в приоткрытую дверь ее комнаты:

– Да, если не больно, значит, серьезных нарушений нет.

Ларе казалось, что танцующее создание, на которое она каждую субботу смотрела по телевизору, не имеет ничего общего с ее соседкой. Сдержанность Клео она воспринимала как обман: танцовщица бросала сладострастные взгляды на певиц, рядом с которыми танцевала, но, едва ступив за порог квартиры, превращалась в примерную девочку.

Клео пробуждала в Ларе противоречивые чувства, терзавшие ее в ранней юности: непреодолимое желание стать своей для девчонки, по которой сохли все парни, и презрение к той, по кому эти парни сохли.

В четырнадцать лет Лара с радостью воспользовалась приглашением косметолога из «Галери Лафайет» на бесплатный макияж. Она до сих пор помнила удовольствие, которое ей доставила серьезность, с какой они обе выбирали оттенок губной помады – ярко-красный, коралловый, бордо?

Когда она пришла домой, отец расхохотался: «Что это за клоунский вид?»

Лара собирала фотографии Ванессы Паради – к разочарованию родителей, огорченных дурным вкусом дочери.

В университете считалось хорошим тоном издеваться над нетвердой походкой студенток, вышагивавших на высоких каблуках. Лара носила неизменные черные штаны, безразмерный темный свитер и кроссовки. Активисты сочинили текст, прославлявший андрогинность и осуждавший потворство диктату женственности. Андрогинность, удивилась Клео, прочитав это. Лара и ее подруги одевались как их соратники-мужчины, но не наоборот; это не андрогинность, а преобладание мужского стиля. Разве наличие груди делает Лару неполноценной?

Что до Клео, то она меняла не только обличье, но и сексуальную принадлежность. В субботу вечером, когда, стоя в трусах и майке перед зеркалом в ванной комнате, она снимала макияж, становились видны ее налитые трицепсы и выступающие на запястьях вены. Жирный крем стирал с лица лакированную улыбку и завлекающий взгляд. Утром, когда Клео просыпалась, в уголках глаз у нее еще поблескивали остатки голубых теней.

Как-то в воскресенье Клео попросила Лару ей помочь: она решила перекрасить волосы в рыжий цвет. Лара натянула перчатки из латекса и вооружилась кисточкой, которой наносила остро пахнущую аммиаком краску на запрокинутую голову соседки. С прилизанными волосами и закрытыми глазами Клео напоминала не то кота, не то маленького мальчика.

Лара гордилась своим даром предвидения, но ее предсказания касались в основном грядущих несчастий. Отправляясь ужинать к родителям и произнося в домофон радостное: «Мама, это я!», она с ужасом думала, что мать когда-нибудь умрет.