Клео как в воду глядела. Конец света наступил не в новогоднюю ночь 2000 года, а на следующий день. Зрители ничего не заметили – ни японские бизнесмены, ни семейные пары из Гамбурга или Пуатье. Они не заметили, что в номере «Это Париж» не хватает трех танцовщиц, без предупреждения уволенных тем же утром. Все три занимались распространением петиции. Контракт Клео истекал в январе, и ей его не продлили. Клод она ничего не сказала. Новенькой «дублерше» было двадцать лет, она прошла отбор и не верила своему счастью. Пока Клод снимала с нее мерки, та стояла не шевелясь и почти не дышала.
В ноябре 2000 года Клод отправила Клео поздравительную открытку.
Она хотела было добавить постскриптум: «Хорошая новость. Двум техникам выплатили премию за стаж», но в конце концов решила этого не делать.
В 2002 году, впервые за все существование заведения, небольшая группа танцовщиков «Лидо» встретила зрителей перед входом с плакатом, протестуя против условий своего труда.
В 2013 году танцовщицы «Крейзи Хорс» два вечера подряд отказывались выходить на сцену, пока не будут выслушаны их требования.
В апреле 2014-го директор «Диамантель» представил своим восьмидесяти сотрудникам, собравшимся вечером в зале, приветливого молодого человека, выпускника лондонской бизнес-школы.
На нем были темно-красные полотняные брюки и небесно-голубой джемпер поло. Он сообщил, что отныне никто не будет называть их «служащими», теперь они – команда. Его белоснежные, без единого пятнышка, кроссовки, казалось, никогда не ступали по земле.
Компании «Диамантель» пора выйти из «зоны комфорта» и устремиться к большей «динамике». Количество номеров в представлении увеличится, и они должны стать короче. Например, для номера «Французская революция» достаточно пятнадцати девушек, которые будут танцевать больше. За исполнение номеров с элементами акробатики будет начисляться дополнительная плата. Также будет учитываться фактор риска. Традиция? Разумеется, она сохранится – перья, блестки и прочее, – но будет капитально пересмотрена. Цель нововведений – резко поднять
Однажды утром ассистентка молодого человека пригласила ее к себе в маленький кабинет на третьем этаже. На девушке была темная футболка с белыми пятнами дезодоранта под мышками. Клод хотела посоветовать ей хороший пятновыводитель, но не успела, потому что ассистентка сообщила ей, что она уволена. Клод слушала ее, качая головой, как игрушечная кивающая собачка у заднего стекла автомобиля. Завершив свою краткую речь, девушка встала, и они на несколько мгновений оказались нос к носу, не очень понимая, что дальше делать: поблагодарить за то, что тебя поблагодарили, пожелать друг другу удачи или просто попрощаться?
В тот вечер Клод в последний раз опускалась на корточки перед теми, кому назавтра предстояло узнать, что по причине смены «художественной концепции» их контракт истечет через девяносто дней.
В тот год на поздравительной открытке не хватило места, и Клод добавила к ней половину листка A4.
Ее уволили. Скорее всего, из-за больных рук: у нее обнаружили полиартрит. И пусть не рассчитывают, что она придет на премьеру нового представления!
Какая смехотворная и запоздалая горячность со стороны той, кто годами вежливо придерживал дверь этому самому новому миру, притворяясь, будто не замечает его осторожного продвижения. В 2014 году возмущаться эхом грома, грянувшего в 1999-м!
Вероятно, Клео не поняла смысл второй открытки, отправленной Клод на следующий день и содержавшей всего два слова: «Прости, Клео».
Ответ пришел три месяца спустя в виде письма, испещренного детскими помарками и в то же время выдержанного в менторском тоне: чтобы просить прощения, надо, как минимум, чтобы Клео выразила недовольство. Может, лучше все забыть? Кстати, читала ли Клод роман Кундеры, в котором есть такая фраза: «Все будет забыто, и ничего не будет искуплено»[18]
? Клео предлагала забвение, но Клод его боялась. Дня не проходило, чтобы ее в очередной раз не подвела память: то она не могла вспомнить слово, то найти запасные ключи…Зато старые воспоминания вставали перед ней с поразительной точностью. Летние ночи, когда отец подсаживал ее на каменную садовую ограду. Его раскрытые ладони, проступающие в сумерках словно сквозь темную воду, и струящийся сквозь пальцы лунный свет.
В конце концов Клод перешла на электронную почту – бумага предательски выдавала дрожание ее непослушной руки. Компьютер сглаживал эффект времени. Благодаря ему Клео продолжала обращаться к своей бывшей костюмерше, а не к старушке с деформированными пальцами. А Клод обращалась к резкой и приветливой девушке с мускулистыми бедрами, открывшей ей собственную трусость.