Ошибка Клео

Сначала ей хотелось сообщить об этом Ионашу и услышать, как он фыркнет: ну вот, презренная попса приняла ее в свои ряды, теперь она настоящая «профи».

Родители за столом только об этом и говорили. О костюмах. О Милен. О том, что для утренней записи надо вставать в пять утра. Об обложке журнала «Теленеделя», запечатлевшей певицу в окружении танцовщиц.

Хореограф поделился с Клео маленьким секретом: когда снимаешься для телевидения, представь себе, что за камерой находятся дорогие тебе люди, для которых ты и танцуешь.

В центре этой воображаемой публики у нее сидели Ионаш и Серж. И она неустанно сгоняла с кресла призрак Кэти.

Подтянутая фигура Малько и его плотный торс, проглядывающий из-под спортивной куртки, когда он показывал пор-дебра, обладали магической властью почти полностью заглушать внутренний монолог Клео. Понижать его громкость до шепота.

– На самом деле он меньше ростом, чем кажется на экране, – сказала она матери по телефону.

Обстановка на стажировке в Бордо царила ужасная и сводилась к беспрестанной борьбе за внимание звездного хореографа в надежде попасть в его труппу В пропахшем потом зале с запотевшими зеркальными стенами их было больше пятидесяти девушек, и в раздевалке они едва здоровались друг с другом.

– А что ты делаешь по вечерам? – интересовался отец. – Гуляешь?

По вечерам она без сил валилась в постель. Электрическая цепь, в которой отключили ток и в которой продолжали пульсировать всполохи боли. К ломоте во всем теле она привыкла. Но не к внезапным судорогам в бедренных мышцах, не к спазмам в пустом животе, когда внутренности закручивались узлом, не к синякам на коленях, как будто она с размаху впечаталась в бетонную стену.

Малько требовал, чтобы они бросались на пол, как на «непокорного врага или неверного возлюбленного». Чтобы защититься, Клео надевала под тренировочный костюм две пары шерстяных колготок.

Еще раз, еще раз, ещераз!

К окончанию класса их всех тошнило. Все говорили, что в какой-то момент переставали понимать, что делает тело, и очередной «еще раз» выполняли под грохот возмущенного сердца.

На третий день стажировки Малько рявкнул: «Стоп!», поставил компакт-диск на паузу и ткнул пальцем в Клео:

– Вот ты, с длинными волосами, иди сюда. Ты что, думаешь, что ты на пляже? А работать кто будет? А ну повтори!

Клео повиновалась. Без музыки, у всех на глазах. Степ, степ и тилт, и… ничего. Пустота. Клео не помнила последовательность движений и начала импровизировать. Потом остановилась – челка прилипла ко лбу, в пересохшем горле драло.

– Ну-ну. Конечно, зачем учить мою хореографию? Делай по-своему, ты же лучше знаешь, что надо!

Клео извинилась: это правда, она забыла один-два перехода.

Он взял ее за плечи и развернул к остальным: вот этого он и добивается. Смотрите на нее: не красавица, и особой техники нет. Но она продолжает делать свое дело, даже если что-то забыла. Придумывает на ходу. Как будто так и надо.

Только в последний день он спросил, как ее зовут. Хорошо работаешь, Клео.

Три слова, прозвучавшие оркестровой кодой, радостным триумфом струнных. Ей казалось, что она парит над землей. Она хорошо работает! От похвалы Малько утихла упорная боль в бедре, в месте растяжения, куда она по утрам втирала обезболивающую мазь, а по вечерам прикладывала лед. Но оно того стоило. Она хорошо работает. Внутренний монолог если и звучал, то под сурдинку.

Ее приняли в труппу на испытательный срок. Малько ежедневно с и до 19 часов наблюдал за ней и хмурил брови: ну-ну, взглянем, что там под капотом. Он лез ей в самое нутро, это была полостная операция, она же большая чистка. Забудь все, чему тебя учили раньше. И потом, откуда эта трагическая мина? Ты что же, Клео, думаешь, что люди, которые отработали целый день, пришли, чтобы увидеть на сцене какую-то пигалицу, которая извиняется перед ними за то, что существует на свете? Ради этого они платят деньги? Относись к ним с уважением! Никому нет дела до твоих переживаний и страхов! Оставь их себе до пенсии, там будешь с ними разбираться.

С каким облегчением Клео вместо своего внутреннего монолога слушала его, как надеялась, что он ее исцелит!

Малько учил ее оставаться на оси вращения, создавать впечатление неустойчивости. Последовательность движений казалась почти случайной. Не успевала танцовщица начать одно движение, как тут же переключалась на другое. Он требовал выходить из пируэта сразу на гран жете. Танцовщицы жаловались: я не смогу, не в таком темпе. Тогда он медленно показывал сам: ты можешь. И они делали.