Ошибка просветления

Вопрос «Что это за состояние?» был очень интенсивным — это не была эмоциональная интенсивность — чем больше я пытался найти ответ, чем больше мне не удавалось найти ответ, тем большую интенсивность приобретал вопрос. Это как (я всегда привожу такое сравнение) рисовая шелуха. Если поджечь кипу рисовой шелухи, она продолжает гореть изнутри; снаружи огня не видно, но если ты прикоснёшься к ней, то обязательно обожжёшься. Точно так же меня не оставлял вопрос: «Что это за состояние? Я хочу этого. Хватит. Кришнамурти сказал: „У тебя нет никакого способа“, но я всё равно хочу знать, что это за состояние, в котором были Будда, Шанкара и все эти учителя».

Потом (в июле 1967 г.) наступила другая фаза. Кришнамурти снова был с беседами в Саанене. Мои друзья потащили меня туда и сказали: теперь наконец это бесплатно. Почему бы тебе не пойти и не послушать? Я сказал: «Ладно, пойду послушаю». Когда я его слушал, со мной произошло что–то странное — необычное ощущение, что он описывал моё, а не его состояние. Зачем мне было знать его состояние? Он описывал что–то, какие–то движения, какую–то осознанность, какую–то тишину — «В этой тишине нет ума; есть действие» — и всё такое. Так вот: «Я в этом состоянии. Какого черта я делал эти тридцать или сорок лет, слушая всех этих людей и борясь, пытаясь понять состояние его или кого–то ещё, Будды или Иисуса? Я в этом состоянии. Сейчас я в этом состоянии». Затем я вышел из–под навеса, чтобы больше не возвращаться.

Потом — очень странно — этот вопрос «Что это за состояние?» преобразовался в другой: «Откуда я знаю, что я в этом состоянии, состоянии Будды, состоянии, которого я так хотел и требовал у каждого? Я в этом состоянии, но как я могу знать это?»

На следующий день (сорок девятый день рождения У. Г.) я сидел на скамейке под деревом, с видом на одно из самых прекрасных мест, семь холмов и семь долин (в Сааненланде). Я сидел там. Нельзя сказать, что там был вопрос; всё моё существо было этим вопросом: «Каким образом я знаю, что я в этом состоянии? Во мне есть какое–то особое разделение: есть кто–то, кто знает, что он находится в этом состоянии — то, о чем я читал, что испытал, о чем они говорили — именно это знание смотрит на это состояние, так что только это знание спроецировало это состояние». Я сказал себе: «Послушай, старина, за сорок лет ты не сдвинулся ни на шаг; ты там же, в клеточке номер один. Это то же самое знание, что спроецировало твой ум туда, когда ты задал этот вопрос. Ты в той же самой ситуации и задаёшь тот же самый вопрос: „Откуда я знаю?“, потому что это знание, описание этого состояния другими людьми создало для тебя это состояние. Ты дурачишь себя. Ты чертов дурак». Итак, ничего. Но всё же было некое особое чувство, что это и есть то самое состояние.

Второй вопрос: «Каким образом я знаю, что это именно то состояние?» — у меня не было никакого ответа на этот вопрос — вопрос был как вихрь, который никак не прекращается. Потом вопрос внезапно исчез. Ничего не произошло; вопрос исчез. Я не сказал себе: «О Боже! Теперь–то я нашёл ответ». Даже это состояние исчезло — то состояние, в котором, как я думал, я нахожусь — состояние, в котором пребывали Будда, Иисус — даже это исчезло. Вопрос исчез. Для меня всё кончилось, вот и всё, понимаете. С тех пор я никогда не говорил себе: «Теперь у меня есть ответы на все эти вопросы». То состояние, о котором я прежде говорил: «Это именно то состояние», — это состояние исчезло. Кончено, понимаете. Это не пустота, это не отсутствие, это не вакуум, это не является ничем таким; вопрос вдруг исчез, вот и всё.

(Исчезновение его основного вопроса, после открытия, что на него нет ответа, было физиологическим феноменом, по словам У. Г.: «Внезапная „вспышка“ внутри, как будто взрывающая каждую клетку, каждый нерв и каждую железу в моем теле. И с этим „взрывом“ исчезла иллюзия, что существует продолжительность мысли, что есть центр, есть „Я“, связывающее мысли».)

Тогда мысль не может связываться. Связывание прерывается, и как только оно прервано, с ним покончено. Тогда мысль взрывается не однажды; каждый раз как возникает мысль, она взрывается. То есть эта продолжительность прекращается, и мысль попадает в свой естественный ритм.

С тех пор у меня не возникает никаких вопросов, потому что вопросы больше не могут здесь оставаться. У меня бывают только очень простые вопросы (например, «Как добраться до Хайдарабада?»), чтобы функционировать в этом мире — и у людей есть ответы на эти вопросы. На те вопросы ни у кого нет ответов — так что вопросов больше нет.