Ошибка разбойника (СИ)

День прошёл для служанки, будто во сне. Она одевала, раздевала, купала, вновь одевала и причёсывала донью Марию. К счастью, руки делали свою работу, не требуя размышлений, а подумать Кончите было о чём.

Ласки дона Стефано оказались недолгой блажью, но теперь всё возвращалось на круги своя. Прошедшая ночь, когда, пусть ненадолго, Кончита была свободна от страха, не прошла без последствий. В душе женщины росло возмущение, а главное — она впервые осмысливала роль, которую назначил ей дон Стефано. Зачем кабальеро так круто за неё взялся? Ему нужно было узнать, сеньорита из какой семьи, выйдя замуж, вряд ли наставит мужу рога? Что здесь дурного? Если бы дон Стефано прямо объяснил камеристке подобную цель и предложил вознаграждение за сведения на этот счёт, Кончита считала бы полученные от него деньги куда более честным заработком, чем ей было уплачено за сводничество своей госпожи. Быть может, кабальеро сразу захотел получить Кончиту как женщину? Тоже мог сделать проще — чуть-чуть приласкать, много ли надо лет десять назад насильно обесчещенной простолюдинке? К тому же Кончита находила дона Стефано очень красивым мужчиной и отлично видела, какой довольной приходит донья Мария со свидания с ним.

Добравшись вечером до кровати, ещё помнящей тяжесть тел, сплетённых в любовной игре, Кончита легла, но вместо сна вновь вспоминала, стараясь рассортировать беспорядочно рассказанные дону Стефано или присланному им человеку сведения о сегильских дворянах. По природе наблюдательная и сметливая, Кончита сумела запомнить, что кабальеро сильнее приоткрывал глаза не тогда, когда узнавал об очередных шашнях, а когда, интересуясь приданым, выслушивал сообщения о богатстве утвари в домах, особенно в поместьях знатных сегильских сеньоров.

Неожиданно Кончита вспомнила об ограблениях, участившихся в последние годы, и что были ограблены некоторые из домов, про которые она рассказывала дону Стефано. В первый миг женщина сама над собой посмеялась — слишком нелепы показались ей собственные соображения, но потом вспомнила грубого мужлана с недобрым взглядом исподлобья, которого кабальеро пару раз присылал на встречу вместо себя.

Испугавшись своих догадок, камеристка закрыла глаза и постаралась поскорее уснуть.

***

На другой день Кончита через мальчишку-посыльного получила от дона Стефано приказ явиться в мастерскую, куда он часто вызывал камеристку для разговора. В этот раз вместо кабальеро пришёл подручный. Поглядев исподлобья, мужчина сказал:

— Здравствуй, Кончита. Быстро вываливай, что там у тебя.

— Куда так спешишь, Роберто? На тот свет, что ли?

— Брось свои шуточки! Сеньор сказал — ты знаешь, кто из господ покупает серебряные безделушки.

— Почему серебряные, а не золотые?

— Не твоё дело и не моё. Кто их, господ, разберёт. Есть у них вещи, по весу — пустяк, а золотых дают чуть не в десять раз больше, чем эта безделица, даже из серебра, весит.

Кончита назвала несколько имён, присовокупив, что герцог здесь первый, другие собирают серебряную утварь и украшения, потому что на золото не хватит монет. Потом спросила:

— Ты, видать, у дона Стефано в чести, не первый раз уж за него здесь.

Роберто хмыкнул:

— В чести у него благородные господа. К распоследнему идальго ездит со всем уважением, а наш брат для него вроде грязи.

— И наша сестра тоже, — подхватила Кончита.

— Вашу сестру сам чёрт не разберёт.

— Говорят те, кто разбираться не хочет.

— Очень мне оно надо.

— Ну да, ведь у тебя есть сеньор, он во всё разберётся вместо тебя.

За время перепалки Кончита заметила, что её собеседник не слишком-то любит своего господина, а ещё взгляды, которыми Роберто обшаривал её грудь. Постаравшись встать с независимым видом, но повернуться так, чтобы парень лучше видел вырез на её платье, Кончита насмешливо продолжала:

— Щедрый сеньор, служишь ему не за страх, а за совесть.

Неожиданно Роберто совсем помрачнел:

— Совесть, совесть… отродясь у него совести не было.

— За деньги?

— Поначалу за деньги — выгодная у него служба. А там и за страх.

Женщина обмерла:

— Он твоей родне угрожает?

— Откуда ты знаешь? — ноздри Роберто раздулись, он набычился и, казалось, готов был ударить болтливую женщину.

— Он угрожал моему сыну, — оставив насмешливый тон, тихо сказала Кончита.

— А! Знаю про твоего как бы племянника. Я ведь правая рука у нашего дьявола.

— Как ты назвал его?

— Ты услышала. Матери моей угрожать стал. Мягко, конечно — так, намекнул.

— И мне.

— Только теперь я свободен. Померла моя мать. Я ему не сказал.

— Я не хочу, чтобы мой сын умер! — Кончита утратила всякую сдержанность. — Незаконный он — изнасиловали меня, но всё равно не хочу! — Роберто хмыкнул, Кончите показалось — сочувственно. Она прошептала: — Бог с ней, со свободой, только чтоб были живы родные.

Полумычание и полухмылка, наверное, означали согласие. Одновременно подняв глаза и встретившись взглядом, мужчина и женщина бросились друг другу в объятия.

***