Ошибки рыб

— Когда молод и беден я был, снимал я комнату в доме, сотрясаемом с пяти утра до часу ночи брякающими мерзкими красными трамваями. За три года они наполнили непроходящим звоном, лязгом и скрежетом всю мою несчастную башку, и в приступе исступленной ненависти я поклялся, что любым путем разбогатею, сделаю карьеру, обрету власть, — для одного только того, чтобы размонтировать все трамвайные рельсы города, так изводившего меня неустройством и учебой, и уничтожить все проклятые блямкающие вагоны. Что я и сделал. В некотором роде роли властелина мира обязан я, до-дес-ка-ден, блям-блин-блям, звону трамвайных колес и…

Икота возобновилась с небывалой силой, и он позволил своему любовнику увести себя с террасы в свои апартаменты на втором этаже флигеля. Мы же остались на террасе, где всегда проходили трапезы, куда выносили столы, ставили их перед рядом скульптурных ваз с фруктами на высоких постаментах, врезанных в балюстраду. Не сговариваясь, мы выплеснули остатки шампанского, замутненного черным льдом, на склон холма. Вдали, за горами, садилось солнце.

По обыкновению, на сон грядущий отправились мы пожелать доброй ночи живцам, тут же выплыла Калипсо повидаться с нами; с улицы вошел Альбертино («почему с улицы? ведь он поднялся с хозяином на второй этаж… может, и вправду весь холм, все здание изрыты потайными лазами?») с бокалом шампанского. Увидев нас, он раздумал пить, хлестанул свое «Асти спуманте» в черную йодистую воду (через мгновение все оживилось, заплавало, заметалось в воде) и убыл наверх.

А мы пошли спать.

Соскользнул в моем сне с моих плеч пиджак Виорела.

Я проснулась, затыкая себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Впрочем, может, до того я заорать и успела. Спиной ко мне в кресле сидел Виорел.

Мы зашептались. Нам все время казалось, что кто-то из охранников ходит под окнами.

— Ты давно тут сидишь?

— Только что вошел.

— Я видела тебя во сне.

— И я тебя.

— Там был… дом… в предгорьях, кажется… Сначала было светло, мы вошли в кафе, ты заказал мне кофе с пирожными и откуда-то принес мне…

— …книгу: стихи и цветные картинки. И ты читала.

— Я читала, дом стал превращаться в… дачу вроде бы… Пришли…

— …пришли гости, стало темнеть, все сели за стол. Мы были любовниками, но какими-то странными. Я читала, а ты взял…

— …а я взял бутылку водки и вышел на улицу. Я стоял под окном…

— Ты стоял под окном и пил из горла. И луна тебя освещала, и все видели тебя. Одна гостья сказала мне: пора тебе уходить. Уходи, пока он не вернулся. Но тут…

— …но тут я вернулся, мы сели с тобой за стол, гости бродили по соседним комнатам, ты ела рыбу…

— Я ела рыбу и сказала тебе: похоже, что я беременна. Ты обрадовался…

— …и накинул тебе на плечи пиджак, потому что ты замерзла. А он упал с твоих плеч. Я проснулся и пошел в твою комнату. Ты прошептала во сне: «Я беременна». И вскрикнула, а потом закрыла себе рот ладонью. Вот закурил бы, да ночь душная, жарко, ни к чему тебя травить.

— Может, он что-то нам подсыпает за ужином? В чай? В салат?

— А также за завтраком и за обедом? Не удивлюсь. Он постоянно в бредовой роли экспериментатора. Опыты ставит. Тебе пора отсюда уходить.

— Как?

— Я теперь знаю, где выход свободный, кажется, старинный, и причем это именно выход, а не вход.

— Откуда знаешь?

— Мне Калипсо показала.

— А охрана? А сам он? Спит ли он вообще?

— Есть час, когда все спят. Я проверял не единожды.

— Он час кого? Быка? Крысы?

— Понятия не имею. Ты уйдешь сегодня же. Пока ты и впрямь от меня не забеременела и у тебя не родился трехглазый монстрик для «бульона». Мне жаль, что я тебя сюда затащил. Больше не езди никуда автостопом, сиди дома, выращивай на грядке что-нибудь простенькое, пиши конспекты, доклады, трактаты, бумага все стерпит. Я тебе и сумочку собрал на дорожку. Там паспорт, деньги и все прочее. Улетай в Питер.

— А ты?

— «Я тебя прикрою».

Он засмеялся тихонько.

— Надо, чтобы никто не ринулся в погоню в первый момент. Тогда за неимением фигурантки Евы игра в Эдем не состоится, он перейдет от этой задумки к другой, и ты будешь свободна. Мне он ничего не сделает. Я его отвлеку, я тебя в эту историю втравил, я кашу заварил, мне и расхлебывать.

— А если ему придет в голову вернуть меня, если…

— Тогда я его убью, — сказал Виорел шепотом, улыбаясь. — Хватит болтать, одевайся, время пошло.

Темное водяное вещество плескалось, вибрация, бормотание. Венерка дважды проплыла по своему аквариуму, приглашая нас следовать за ней, она остановилась перед одной из статуй портика, из полуоткрытого рта Венерки выплыло светящееся облачко непереводимой полурыбьей речи.

— Спасибо, Калипсо, дорогая, — сказал Виорел. — Попрощайся с ней, Юля.

— Прощай, Венерка, какая ты красивая, спасибо тебе, я тебя запомнила навсегда.