Селезнева, не найдя ни одного нарушения в расследовании, направила его в районный суд, полностью согласившись с предъявленным Болотному обвинением, а также с прекращением уголовного преследования Мельникайте и Эльвиры.
Почти три месяца длился судебный процесс. Связано это было с тем, что свидетели не спешили являться по вызову в судебное заседание. Их приходилось доставлять туда с помощью милиционеров. Но одного, а именно Мокрого, так и не нашли. По официальной версии работников МВД он выехал на постоянное место жительства в Россию, где проживали его родственники. А она, Русь — матушка, как известно, велика. И спрятаться там довольно просто.
А, возможно, спрятался где-то в Беларуси, чтобы отсидеться и не попасть впросак. Его официально так и не нашли. В связи с этим в судебном заседании государственный обвинитель огласил все его показания.
В суде Болотный неоднократно менял свои оказания. После ознакомления на следствии с заключениями судебно-медицинских экспертиз в суде он уже не утверждал о том, что, когда он только вошел в квартиру, то увидел, как Мельникайте и Маханькова избивают потерпевшего, а потом пытают его электротоком. С помощью защитника он сообразил, что глупо упорствовать и доказывать то, что опровергается довольно легко экспертизой.
В связи с этим он заявил, опять же по согласованию с защитником, что действительно Мельникайте и Маханькова начали избивать потерпевшего, а он только помог им в этом. Но категорически отрицал истязание Жаркевича и тот факт, что именно он прыгал на голову потерпевшего. Как не признал и то, что явился в квартиру Жаркевича по просьбе Мельникайте.
***
— Конечно, — сам себя прервал Адам Александрович, — ты можешь сказать, что следователи в ходе предварительного расследования, либо государственный обвинитель в ходе судебного следствия в порядке статьи 302 УПК, взяв срок для проведения дополнительных следственных действий, могли довольно легко опровергнуть его показания об отсутствии предварительной договоренности с Мельникайте. Ведь у них была реальная возможность проверить телефонный разговор между этими субъектами. Для следователей это было сделать не трудно. Но в этом случае было бы практически невозможно прекратить уголовное преследования Мельникайте. Со всеми вытекающими последствиями. А этого ни руководство РО СКа, ни следователи допустить не могли, как ты уже понял.
— Конечно, понимаю. И все — таки не понимаю одного: по какой причине они не проверили телефонный звонок Мельникайте. Это просто верх безалаберности!
— Вот именно. Не думаю, что эти деятели от юриспруденции в действительности не знали о такой возможности. Но ничего не делали в этом направлении. А зачем? Начальство не требует, можно и не шевелиться. Вот такое расследование и государственное обвинение по простому, казалось бы, с юридической точки зрения делу. Но вернемся, как говорится, к нашим баранам.
***
Болотный неоднократно заявлял в ответ на «неудобные» вопросы в основном даже не государственного обвинителя, который такие вопросы не задавал, он вообще больше молчал, чем работал по делу, а представителя потерпевших адвоката Суворовой, что плохо помнит события того вечера: «Все было, как в тумане». Он заявил, что не помнит, при каких обстоятельствах прекратилось избиение Жаркевича. Но при этом же указал, что отлично помнит о том, что, когда он уходил из квартиры, хозяин ее лежал на диване. Какое — то выборочное «просветление».
И вот, наконец, в конце ноября 2013 года районный суд, самый гуманный суд в мире, выносит приговор. Согласно этому вердикту Болотный признается виновным в причинении Жаркевичу тяжкого телесного повреждения, то есть повреждения, опасного для жизни, совершенного способом, носящим характер истязания, из хулиганских побуждений, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего.
На основании части 3 статьи 147 УК ему было назначено наказание в виде лишения свободы на срок десять лет с отбыванием наказания в исправительной колонии в условиях усиленного режима.
Кроме этого, согласно подготовленному Суворовой искового заявления в пользу Жаркевич Людмилы суд взыскал с обвиняемого 800.000 неденоминированных рублей (это 80 руб. по-новому, — от автора), в счет возмещения расходов на оказание юридической помощи. Взыскивать моральный вред Людмила не стала. Наверное, посчитала, что все равно он не рассчитается с ними до конца своей жизни. Она была уверена, что раз Болотный не работал до «посадки», так, скорее всего не станет работать и в колонии и после освобождения из мест лишения свободы.
Хотя, Татьяна Васильевна разъясняла им, что имея не погашенный иск за плечами, Болотный не смог бы никогда рассчитывать на амнистию, то есть на естественное сокращение срока наказания как минимум на один год. Потому, как в последнее время все амнистии распространяются на тех осужденных, у которых нет задолженности по искам. Да и с условно-досрочным освобождением возникли бы трудности. Но они решили так, как решили. Это их право, а не обязанность, предъявлять иски.