— А вот с продажей этого леса не будет проблем? Вдруг Ужгород захочет на все это лапу наложить, как быть тогда? — украдкой спросил Дискалюк, боясь как бы ни навредить своим вопросом.
— С Ужгородом мы разберемся. Ужгородом займется сам Лазаренко, а ваш район мы сделаем свободной экономической зоной, у вас будет бесконечно много прав. Конечно, и Ужгороду что-то достанется, не без этого, но при этом, основные средства будут оседать здесь, в Рахове, то есть я имею в виду, в Киевском б анке вы будете иметь свой счет. А там и до заграницы дойдет, — сказал Виктор Дрезинович.
— Вы говорите: у нас будет много прав, а обязанностей? — честно спросил Дмитрий Алексеевич.
— Вы будете обязаны продавать лес, подписывать договоры, считать прибыль.
— О, это приятные обязанности. Дайте, я вас расцелую!
17
Скоропалительные друзья обнялись и расцеловались. Дмитрий Алексеевич попытался, в знак особой благодарности, сделать более затяжной поцелуй, но тот почувствовал, что его слюнявят и усмотрел в этом некий недобрый знак, будто перед ним был не обыкновенный продавец леса, а случайный голубчик, точнее голубой и резко отскочил в сторону.
— Вы знаете, я мужские поцелуи не воспринимаю. Я попал однажды в ситуацию, будучи за границей. Это был ужас. Как вспомню — так вздрогну.
— Ну что вы? я не голубой, — испугался Дискалюк, — это я так, от избытка большой любви. А так, поцелуи как таковые меня перестали волновать лет двадцать назад. Жена давно на меня фыркает, а я ничего не могу с собой поделать. Я, правда, недавно вернулся из Крыма, так там… были одни губки, к которым я готов был прилипнуть, но дама унесла их, короче, она от меня сбежала. А теперь я думаю так: все что ни делается, делается к лучшему. Ибо, ежели бы, к примеру, она, эта женщина, не сбежала, мы бы с вами сейчас здесь не разговаривали и большое государственное дело, которое может принять международный размах, не смогло бы совершиться. Правильно я рассуждаю или неправильно? Если неправильно, вы меня поправьте.
— Вы рассуждаете логично, но в принципе неправильно.
— Да? тогда я исправлюсь, даю слово. Вы только скажите.
— Каждого мужчину можно, нет, следует разделить, нет, разрубить пополам…
— Разрубить?!
— Вы слушайте, не перебивайте. Так вот, каждого мужчину надо оценивать по двум позициям. Это как он ведет дела, сколько у него денег на счетах в банке и в иностранных банках, — это во — первых, а во — вторых, насколько быстро он покоряет женщин. И какое количество женщин он может покорить и обработать. Допустим, у вас миллион долларов в кармане, но ни одна женщина, не захочет, чтобы вы ее подержали за ручку, поцеловали в щечку, взяли на руки, как маленького ребенка и отнесли в укромное место, где она вместе с вами могла бы испытать блаженство. Зачем тогда этот миллион нужен, зачем вы тогда по этой грешной земле ходите и воздух … портите? Простите за грубое последнее слово.
— Да, да! С вами нельзя не согласиться. Доказательством тому является поведение Недосягайко. Она чуть не убила меня. И это было буквально на днях.
— Вот, вот, значит, вы что-то еще значите. Когда она смотрит на вас, она видит не только денежный мешок, но и что-то другое, правда? И вот это-то, другое вы берегите, цените его, с врачами связь поддерживайте. А то придет такое время, когда никто не поможет, никакой врач, даже домкрат, понимаете?
— Ах ты, Боже мой! Оказывается, надо спешить жить, потому что жись так коротка. Вы меня расстроили. Пойдем лучше перекусим, в ресторане «Говерла» должно быть все уже готово.
В приемной толпились замы. Дурнишак в черном платье и черной суконной шляпе с цветочками на боку расхаживала, не отрывая взгляда от двери кабинета, и когда дверь открылась, она на радостях бросилась в раскрытую дверь, и столкнулась с Жардицким, стукнув его лбом в подбородок.
— Ой, Боже мой, что я наделала! прошу пердон! Звиняйте, тысячу звинений и столько же пардонов, — лепетала она.
— Вы так хорошо знаете французский язык, просто поразительно, — сказал Жардицкий, массируя подбородок.
— Так я же институт закончила, у меня диплом есть.
— Можете выбросить его в мусорное ведро.
— Как вы непочтительны, молодой человек. Сразу видно: киевлянин, столичный житель, — упрекала Дурнишак, но Дискалюк посмотрел на нее осуждающе и не отводил взгляда до тех пор, пока она не втянула голову в плечи. Потом он приложил палец к губам, и все поняли, что надо держать язык за зубами. Мавзолей достал платок и стал выдувать нос, помощник Дундуков уткнулся в бумаги.
— Леся, скажи, если будут звонить из Ужгорода, что я уехал на перевал уточнять границу с коллегами из соседней области, — сказал Дискалюк секретарю.
— Вы будете еще сегодня, или вас не ждать?
— Обстоятельства покажут, — неопределенно ответил Дискалюк.