— Права, конечно, только сейчас другие приоритеты. Ты рассуждаешь так, будто мы находимся в светлом будущем. Но мы же теперь… короче, я сделаю соответствующие выводы,… я подарю тебе должность. Повторяю: подарю, а не продам. Ты будешь занята, и сможешь успокоиться. Дело в том, что я выдохся и женщин тяжело переношу, ты уж извини. Я подберу тебе хорошую должность со стабильным доходом.
— Должность это хорошее дело, — неожиданно заявила Недосягайко. — Только учти. Если я замечу или услышу, что ты кроме своей жены Маруньки, разводишь шашни с кем-то еще и пойму, что ты омманываешь меня, я тебе все оторву и выброшу…, пущай собаки кормятся.
— Не имеешь права. Это посягательство на мое здоровье и на мужское достоинство.
— Вас надо приучать к порядку. Знаешь, кто такая Медея?
— В нашем районе нет такого имени, это я знаю точно.
— Темнота, а еще представитель президента. Я этой Куче напишу, что ты из себя представляешь.
— Не Куче, а Кучме. Это оскорбление. За это могут… короче за это по головке не погладят.
— А мне наплевать. Чичас свобода. Каждый мыслит, как хочет. Это тебе не то, что было раньше. Раньше умные люди во главе с Лениным, заставляли русских дураков мыслить правильно, и все мы мыслили так, как надо. Мы уже, к этому времени могли освободить народы от неправильного мышления, да беда такая случилась, всякие Горбачевы, да Кравчуки появились, изменники и предатели. И ты точно такой же.
— Не пищи, не трещи. Хватит политики. Давай договоримся так: ты мне ничего не отрываешь, а я никуда не сообщаю, как ты отозвалась о нашем дорогом, бывшем дорогом Кравчуке.
— Я об этом подумаю, прощай!
Недосягайко резко развернулась на сто восемьдесят, пхнула ногой дверь и выскочила в приемную.
— Ну что, все обошлось? — спросила секретарь Дискалюка, закрывая дверь.
— Леся! Об этом, о том, что эта женщина здесь была и тем более поскользнулась и упала, никому ни слова, хорошо? Ты поняла меня?
— Разумеется. А как же! Хорошо, что Мавзолей Ревдитович не заходил.
15
Второе крупное поражение потерпел Дмитрий Алексеевич, и это было настолько несправедливо и так незаслуженно, что просто трудно объяснить, как так, такой великий человек может попасть в нежелательную ситуацию, из которой он не сможет выбраться даже с помощью милиции. И сейчас спина у него ныла, и сидеть было больно. А что он мог сделать, как защититься? Да эта Недосягайко могла поднять хай на всю округу, а потом попробуй, отмойся от грязи, которой тебя все время поливают.
Он насупился, сжал кулаки, а потом со всей силой навалился на кнопку вызова. Вбежала перепуганная секретарша.
— Всех замов ко мне, срочно!
— Слушаюсь!
Через пять минут кабинет «президента» наполнился народом. Дмитрий Алексеевич никому не улыбнулся, никому не пожал руку и не спешил предложить своим замам и помощникам занять кресла. Какой-то тревожный холодок пробежал по спине каждого, а госпожа Дурнишак дважды чихнула в платок, и тут же была измерена уничтожающим взглядом.
— Простите, — попросила она тихо, продолжая стоять.
— Давайте, начнем работать, — холодно сказал Дискалюк, — садитесь, в ногах правды нет.
Загремели стулья по обеим сторонам длинного стола, участники совещания стали доставать блокноты и карандаши, но повернули головы к шефу. Добрые, преданные, полные восторга глаза светились то радостью, то тревогой, а когда шеф поднял голову, у всех веки опустились, в глазах потемнело, а у госпожи Дурнишак искры посыпались, и она вторично поневоле чихнула.
— Я..я не на совещание наше чихаю, — испуганно произнесла она. — Я, кажись, простыла немного. Вас, Дмитрий Алексеевич, так долго не было, я переживала, какое-то безразличие к себе выработалось в ваше отсутствие. Но теперь, слава Богу, вы вернулись целым и невредимым… теперь душа на месте. К завтраму и чих мой пропадет, потому что уже, я чувствую, энергия появляется.
Едва заметная улыбка скользнула по насупленному лицу Дискалюка, и он начал свою краткую речь так:
— Я не отдохнул, как следует в Крыму. Налаживал связи с руководством Крыма и директором санатория «Большевик», доказывая им, что этот санаторий надо переименовать и впредь именовать его «Вильна Украина». Крымский парламент обещал рассмотреть этот вопрос на очередной сессии в октябре месяце. Возможно, они нам сообщат результат этого решения. Но, не это главное. Главное то, что каждый день думал, а как здесь дела. Каким-то шестым чувством я определял, что здесь не все благополучно.
— Позвольте мне позволить себе, — начал, было, Мавзолей Ревдитович, но Дискалюк перебил его.
— Не лезьте перед батьки в пекло, я знаю, что вы хотите сказать. Вы лучше доложите, почему вы тут два дня пьянствовали с иностранцем, которого в первый раз видели. Неужели вы не могли определить, что так называемая машина — переводчик есть не что иное, как шпионская рация для сбора информации? Что теперь делать будем? Что скажет начальник службы безопасности Комбайн?
Комбайн Харитонович встал, руки по швам:
— Я, я даже не был на этой вечеринке, меня не пригласили.