Осиное гнездо

Дмитрий Алексеевич не успел заметить, как это произошло. А потом его охватил страх. Дело в том, что голова Недосягайко дважды отскочила от пола, как футбольный мяч. И только потом несчастная закрыла глаза и пустила слюну изо — рта.

Вместо того, чтобы встать и броситься поднимать даму весом в сто килограммов, Дмитрий Алексеевич усиленно нажимал на кнопку звонка. Наконец, вбежала секретарь.

— Воды! Срочно! Поскользнулась она! Где ты была, почему пропустила?

— Я чай заваривала! Я не виновата. Простите меня! Я первый раз вижу эту даму сегодня. Ей что — конец?

— Неси графин с водой тебе сказано!

— Так вот же графин у вас на столе. Он перед вами (перед вашим носом).

— Это не тот, вода не та, свежая вода нужна, ну быстро, кому сказано?

— Я ведро принесу.

— Неси!

Леся принесла ведро с водой, но неполное и тонкой струйкой стала лить ниже подбородка распростертой Недосягайко. Когда вода попала в ноздри, Недосягайко открыла рот и закашлялась.

— Жива! — обрадовалась Леся. — Надо вызвать скорую помощь.

— Не нужно, я оживаю. Вы, все лишние, уйдите…

Леся повернулась с ведром в руках к двери. Дмитрий Алексеевич встал с кресла и тоже намеривался уйти, но Недосягайко крепко схватила его за ногу, и прошипела:

— Ни шагу вперед!

— Никого ко мне не пускать! — приказал Дискалюк секретарю и вернулся на свое место.

Госпожа Недосягайко постепенно пришла в себя, ухватилась руками за кресло и подняла собственный груз. Ее длинная плиссированная юбка была в пятнах от луж на полу и немного разодран чулок ниже правого колена. Больше всего пострадала прическа, и помада на жирных губах размазалась по подбородку. Шляпка на голове немного сдвинулась с места, лишь перо, куда-то подевалось.

Она уставилась на своего, растерянного кавалера, и выпучила глаза.

— Сейчас буду бить! Даже если меня посадят за это. Любовь, как известно, требует жертв. И неважно, что ты испытываешь ко мне любовь или ненависть, ты должен пострадать, потому что я страдаю, — говорила Тоня, все ближе придвигаясь к столу, чтобы схватить чернильный прибор.

14

Дмитрий Алексеевич все ниже опускался, отодвигая кресло назад, пока не получил возможность залезть под стол. Он не нажимал на кнопку звонка, еще больше опасаясь дурной славы, которая немедленно же распространиться на весь Раховский район. Именно эта слава могла бы принести ему невыносимые нравственные страдания на много лет вперед, а может быть и до самой смерти, поскольку эту должность он намеревался занимать до конца славных дней своих. А так пострадает только спина и возможно то место, которое соприкасается с мягким креслом.

Так оно и вышло. Госпожа Недосягайко заметила длинную указку на столе, схватила ее и в сердцах начала колошматить по спине, а потом и по мягкому месту своего изменника и предателя.

— Эт-то тебе за то, что выселил меня из своего номера и поселил в синаторий «Пик коммунизма». Это тебе за то, что ты мне лгал и путался с какой-то девчонкой, которая от тебя сбежала. А это тебе за то, что сам от меня сбежал к своей клуше Маруньке.

— Ау! — завопил изменник. — Больно же! Не стегай по шарикам, садистка.

— Голову извлекай, по голове получишь, умнее станешь. Ты что думаешь: я — дура? Я секретарем райкома была, и методы воздействия хорошо усвоила. Помнишь наше кредо: не знаешь — научим, не хочешь — заставим?

— Помню, а как же! Только ты поимей совесть! Нельзя же прибегать к рукоприкладству. Ты лучше агитацию запусти. Словом тоже можно ударить очень больно. Можешь подойти к трибуне и читать лекцию на тему: «Моральный кодекс строителя коммунизма», там все сказано.

— Ладно, вставай! Становись на колени и слушай мою агитацию, черт лысый.

Дмитрий Алексеевич стал на колени, обхватив голову руками.

— Уши не закрывай! Вот так! Карл Маркс и Фридрих Энгельс в своих великих произведениях уравняли мужчину и женщину в правах юридических и экономических, а Владимир Ильич Ленин на практике доказал, что мужчина может иметь жену и подругу жизни, и относиться к этой подруге лучше, чем к собственной жене. У него, кроме Надежды Константиновны, была Инесса Арманд, которой потом памятник поставили. А ты что сделал для меня? Ты предал меня! Хоть бы одну улицу моим именем в Рахове назвали. Есть же у нас Ленинский тупик и переулок Инессы Арманд. Или ты этого не знаешь? Мои физические и душевные достоинства ничуть не хуже, а даже лучше, чем были у этой Инессы. Только никто не знает об этом. А ведь до того, как эта Арманд встретилась с Ильичом, о ней тоже никто не знал, но Ильич сделал так, чтоб весь мир о ней узнал и почитал ее. А ты… что ты сделал, чтобы я, госпожа Недосягайко, до которой никто никогда не мог дотянуться, пользовалась, ну хотя бы маленькой популярностью в Рахове? Ну, если не памятник, то хоть фотографию приказал бы вывесить на доске почета. Али я не права?