Когда Пицца понял, о чем идет речь и что договор о поставке рабочих в Чехию еще не подписан, он заметно оживился, и на ходу стал сочинять всякие басни о том, что его дед Иван поставлял рабочих в Чехословакию, и как эти рабочие добросовестно трудились. Они построили целые кварталы в Праге и других городах перевыполняя нормы выработки в два-три раза.
Чех проявил интерес к басням, которые на ходу сочинял молодой Пицца с таким увлечением и такой прытью, извлек из кармана визитку, даже не подозревая, что эта визитка круто изменит судьбу молодого человека, у которого только-только стали пробиваться усы.
— О, благодарю вас! — нараспев произнес Пицца, принимая визитку и разглядывая ее со всех сторон. Он трижды поцеловал маленький квадратик и засунул его за пазуху. — Мои родители — выходцы из Италии, они тоже работали в Чехии и эта страна так им понравилась, что они решили прожить там целых 25 лет.
Попович проникся чувством ревности и гнева, но удалять Пиццу уже было поздно, момент был упущен. Расстроившись, Попович стал потягивать водочку, в знак протеста, как в детстве материнскую грудь, Пицца тут же заметил, что в бутылке осталось лишь на донышке, извинился перед чехом и бросился к официантке, умоляя ее принести еще две бутылки в кредит, а он завтра же рассчитается, принесет ей деньги утром прямо домой.
— Я не знал, что встречу таких гостей здесь и заглянул совершенно случайно. Дома у меня есть деньги, клянусь. Анечка, дорогая, поверь в последний раз.
— Ты мне уже задолжал за две бутылки, и я тебе ничего не дам, не надейся, — сказала Аня и отправилась в приемную директора, куда ее вызывали. Пицца остался с носом. Но нос у него обладал прекрасным нюхом. Он заметил в буфете целую гору бутылок с волшебной жидкостью, вернулся к столику, за которым сидел Пачек, схватил две пустые бутылки, вернулся к буфету и молниеносно обменял их на полные. Никто не обратил на это внимание. Даже официантка, когда вернулась не заметила подмену.
Пицца наполнил стакан Поповича до верха, а свой и Пачека лишь наполовину, и произнес тост за вечную дружбу между чешским и украинским народами. Попович опустошил стакан и поцеловал в донышко.
— Выпейте еще за вечную дружбу, Ван Ванович, гость вас об этом просит, — предложил Пицца, в очередной раз наполняя стакан.
— За мир, за дружбу, наливай, где наше не пропадало! — заплетающимся языком произнес профсоюзный лидер.
— Он любит буль — буль? — спросил чех.
— Он — алкаш, — шепнул Пицца, — от него толку не будет. Вы со мной договаривайтесь по поводу поставки рабочих.
— О, да, но это уже не очень удобно, мы уж с ним, как это у вас говорят: вась — вась, — сказал чех не очень уверенно.
— Ерунда все это. А если он вам все завалит? Да он еще и все ссуды ваши за водку спустит, я его хорошо знаю. Одним словом, он алкоголик. Ему нельзя доверять. Вот, глядите: я ему еще налью, и он осушит бокал до дна, — убедительно доказывал Пицца.
— Ты дерьмо, — с трудом выдавил из себя Попович. — Гадина, пригрел тебя, мужа цыганки.
— Выпейте еще, Ван Ваныч, дорогой. За вечную дружбу между нашими народами, — лепетал Пицца, наливая в очередной раз полный граненый стакан. — Он еще и вор. Не так давно украл у меня хорошую тачку чешского производства, я ее хранил как память о дедушке, который и привез эту тачку, как подарок из Чехии.
Говоря эти лживые слова, Пицца преданно смотрел на профсоюзного лидера, держа в руке бутылку с жидкостью почти до горлышка. Иван Иванович подозрительно глядел на водку и как бы почувствовал в ней врага, которого необходимо уничтожить. А уничтожить, значит испить ее всю проклятую.
— И выпью, но не за тебя, змея подколодная, — сказал профсоюзный босс.
— Так много водка на организм, можно гореть вся ночь. Гореть все внутренности — жжж, сгорел, это не есть на здравичко, это есть пшик. Ты Иван… давай с тобой заключать дружба на контракт. У тебя паспорт на заграница есть?
— Почти есть, но еще не готов, завтра я поеду в Рахов и получу, а Рахов сто километров от нас, — не моргнув глазом соврал Пицца. — Точно на днях съезжу в Рахов и получу, мне уже звонили, говорили: Иван, приезжай за пачпортом.
— Врешь сука паршивая, — сказал Иван Иванович и опорожнил очередной стакан.
— На здравичко, — поднял почти пустую рюмку чех. — Я тебе, итальянец Пицца оставлял адрес. Адрес писать на блокнот: Прага, улица Фучика,5. Ты паспорт в руки и к нам на заключение договора. Это короший предложений, торопись. Я ждет два неделя.
— По рукам, — воскликнул Пицца и на радостях обнял Пачека.
Чех уехал на следующий день за рулем «Ауди», а Пицца бросился в атаку на паспортный стол. Но получить заграничный паспорт оказалось намного сложнее, чем раньше, при советской власти. В паспортном столе районной милиции ежедневно стояла длиннющая очередь.