Осиновая корона

Пока слуга почтительно набрасывал ему на плечи подбитый мехом плащ, он прятал улыбку. Одна мысль об этом варварстве — надеть на себя мех — долго вызывала у него омерзение: он телом, шкурой чувствовал боль и отчаяние той чернобурой лисы, то, как её загнали на охоте и убили, а потом освежевали, точно оленью тушу — чтобы сшить этот красивый, окутывающий мягкостью плащ. Он много лет провёл среди людей, но не думал, что когда-нибудь решится на это.

И решился. Это вдруг тоже показалось интересным: а что, если позволить себе чуть больше?… И он переступил эту грань. Стал носить мех, как подобает наместнику Ти'арга.

Плащ был слишком длинным и тяжёлым, но люди испугались бы, если он пошёл через сад в шёлковой тунике и лёгкой куртке из чёрного бархата. Не поняли бы, как сейчас можно не мёрзнуть: несмотря на дыхание близкой весны, всё ещё холодно, и снег не желает таять. А в Дорелии, наверное, уже вовсю бегут ручьи.

Они не знали, как он привык к холодам. Не знали, сколько лет провёл в северном Лэфлиенне, в его вечно заснеженных лесах, а потом — на ледяных, застывших под лютым ветром равнинах Альсунга.

Шагая по влажному утоптанному снегу рядом с Ректором, высоким осанистым стариком, он вежливо и спокойно отвечал на его вопросы. О количестве коронников. О шансах на победу. О том, как и чем на данный момент им помогает король.

— Защитите нас от этих бандитов, господин наместник! — вдруг выпалил Ректор, едва перед ними распахнулись двери приземистой округлой башенки из светло-серого камня. — Умоляю именем четырёх богов! Всем нам не по себе, когда они ошиваются в окрестностях и перекрывают тракты, когда бесчинствуют в Меертоне. Долго ли это будет длиться?

Он склонил голову, изображая скорбь. «Бандиты», чернь, не заслуживающая уважения — вот что такое коронники для этого строгого принципиального старика. И это при том, что Академия всегда оставалась молчаливым врагом власти Альсунга — всегда, с самого завоевания. Он знал, сколько раз Велдакир должен был лавировать между волей Хавальда и профессоров Академии: науку северяне уважали лишь чуть больше магии. Знал, сколько усилий тот прилагал, чтобы их примирить. Но кровавые методы чересчур грубы для этих учёных мужей, и лорд Иггит кажется им не менее бесправным узурпатором, чем Хавальд. Что ж, в этом есть доля истины. Как всегда — доля.

Он попытался представить, что сказали бы на это друзья лорда Иггита. Нивгорт Элготи, например — или другие, кого он по заказу своего предшественника задушил или отравил, кому перегрыз горло в облике барса. Хотя какая разница? Они уже ничего не скажут. Они проиграли.

Его никогда не интересовали проигравшие. Добыча, не сумевшая спастись, не стоит интереса.

В трапезном зале было тепло, светло и многолюдно: их уже ждали те профессора и студенты-старшекурсники, кому не посчастливилось присутствовать на речи. Мальчики с младших курсов и слуги из его свиты прислуживали за столами. В воздухе витали соблазнительные ароматы еды — несмотря на то, что большинство окрестных ферм и деревень было захвачено коронниками, Академия умудрилась соорудить богатый обед. Несколько лордов, прибывших вместе с ним из столицы — все они привели свои ополчения для войны против коронников, — сидели за дальним столом на возвышении и тихо переговаривались. Вид у них был мрачный: ти'аргские лорды боятся и коронников, и Хавальда, не поддерживая искренне никого из них. Там погромы, бедность и, возможно, власть какого-нибудь безродного выскочки, да и угроза казни в случае проигрыша; здесь — произвол северян и бесчестная обязанность жить без собственной страны, её законных имени и истории. В наместничестве. Неудивительно, что лорд Эшти хмурится, глядя на курицу в терпком вишнёвом соусе, а сурового лорда Стиунди не веселит даже щекочущий ноздри запах жареной свинины. Лорд Рордери, лишь вчера прибывший из своих изобильных южных владений, выглядел особенно печальным. Кажется, долг перед королём и наместником оторвал его от жены и сына-младенца.

От жены из семьи Тоури. Он не был уверен, но такие подробности редко ускользали из памяти. Обратил внимание, пока перебирал записи Велдакира… Сколько же ниточек сходится к Альену — этому лицемеру с синими глазами и извращённой любовью к смерти?

Пусть он будет жив, пожалуйста. Без него эта партия останется неполной. Ничего нет более отвратительного, чем не довести игру до конца.

Раздавая кивки направо и налево, он прошёл к своему месту во главе стола лордов. Ректор шагал за ним, изредка припадая на одну ногу и незаметно — для человеческого слуха — покряхтывая. Он давно заметил, что старика мучает боль в бедре.

И, вероятно, её разрастание будет таким же мучительным, как болезнь Велдакира. Только у Ректора не хватит ума и силы поторопить события.