Осиновая корона

Едва ли столь уж «долгая». Скорее всего, какая-нибудь обида: Дуункур всегда был болезненно самолюбив и злопамятен. Вечный порок тех, кто не верит в свои силы — и делает себя ещё слабее этим неверием. А может, и другое, более увлекательное. Росомаха был из тех редких существ, кто искренне наслаждается злом — смакует его, упивается самим ходом греха, а не совершает его по необходимости или от скуки. Возможно, сначала он и хотел служить Повелителю честно — но потом тот доверился ему, и искушение взяло вверх. Искушение ложью и предательством.

Он знал это чувство, хмелем бьющее в голову. Чувство убийцы, который приставляет нож к горлу жертвы. Чувство предателя, который продаёт своего господина или друга. «Он умрёт, а я буду жить. Его обманут, а меня нет. Он в моей власти».

Жаль, это чувство длится только миг. И миг тот сам по себе обманчив.

— Ну же, Тхэласса, не теряй время. Спрашивай что угодно, — Дуункур сжал колокольчик так сильно, что, казалось, скоро раздавит тонкие стенки. Голоса в зале стали громче — кажется, Ректор кому-то что-то доказывает. Профессора узнали новость об альсунгцах в отряде и пышут праведным гневом? Не хотят, чтобы одни «варвары» заслоняли их книги от других?… — Я расскажу тебе всё, что угодно. Их количество и распределение сил, планы о высадке и нападении на этот ваш Хаэдран. Расскажу, как они свяжутся с твоими врагами. Какие чары применят. Я всё это слышал от Повелителя. Готов служить тебе и биться с тобой бок о бок — как в старые добрые времена.

Старые — да, а вот добрые — вряд ли. В тумане лет — да что там, веков — перед ним проносились снега и сосны, озёра и пальмы запада, битвы племён и кланов, брызги царственной барсовой крови на серых камнях… Таких же, как эти — серых.

Всё это навсегда в нём, хоть и навсегда утрачено. Вместе с тем звоном в Кезорре, с виантскими надушенными ширмами, музыкой и интригами аристократов. Вместе с вонючей клеткой во владениях Хавальда.

Странно — столько всего пересеклось в нём одном. Иногда кажется, что прожил не одну жизнь, а много разных — умирая и рождаясь заново. Интересно, Альена тоже преследует эта мысль?…

В пору их дружбы Альен оставил ему маленький подарок. Амулет со вправленным внутрь кусочком стекла из своего зеркала — особая магическая связь. Поэтому Тхэласса знал, что двадцать лет назад Альен пропал из Обетованного: почувствовал, как почувствовал и разрыв в ткани мира, возникший незадолго до этого. Догадывался, что это вина молодого Тоури — что в своих играх со смертью и знанием он всё-таки перешёл черту, проведённую для людей. Может быть — кто знает? — добрался до западных земель и тауриллиан. И до драконов, которых так жадно искал. Может быть, нашёл способ уйти в другой мир.

Может быть, умер.

Но он не предполагал, что Альен овладел Хаосом, сумел стать его хозяином и подчинить тот тёмный дар, что ему достался. Если это так, то Дуункур — просто глупец. Последний глупец, предавший победителя, чтобы быть рядом с теми, кто проиграет.

Однако ему об этом сообщать необязательно.

— Надо думать, ты так жаждешь помочь мне не потому, что считаешь другом.

— «Надо думать», — усмехаясь, передразнил Дуункур. — У меня нет друзей и нет стаи, Тхэласса. Как и у тебя. Просто эта доченька Повелителя у меня уже вот где, — он красноречиво постучал ребром ладони по шее, а потом закатал рукав своих лохмотьев выше локтя. Стали видны шрамы, краснота и следы сошедших волдырей. — Эта тощая шлюшка обварила меня! Можешь себе представить?! Лицо уже зажило, но было куда хуже. Такого оскорбления я точно не прощу. Да и папаша её хорош — мог бы хоть отшлёпать её в назидание, хех. А он только и делает, что во всём ей потакает да толкает красивые речи о мире, покое и балансе сил. Не того я ждал от Повелителя, когтями клянусь!

Что ж, похоже на него. Альен и раньше любил пофилософствовать.

— Кстати, откуда ты взял эту одежду? — полюбопытствовал он, пока Дуункур возвращал лохмотьям прежний вид. — И колокольчик? Здесь их носят…

— Больные, я уже понял. Какой-то старикашка на дороге увидел, как я превращаюсь, — росомаха дёрнул плечом. — Пришлось убить, что поделать. Узнали бы местные — начали бы травить, а у меня не было времени убегать от них. Ну и эта штука, — колокольчик снова звякнул, — оказалась полезной. Никаких помех по пути, никто не лезет. Я легко узнал, где тебя найти: кто из людишек подавал хлеб и воду — те и рассказывали.

— Но ты ведь не знаешь ти'аргского языка? — Дуункур, хохотнув, ещё раз почесал спину — теперь уже об оконную решётку. Выходит, приплыл не один. — Кто ещё с тобой? Кто-то, кто знает местные наречия, так?

— Ну, не то чтобы прямо «знает». Он тоже не бывал в этих краях раньше. Так, горстку фраз — от нашего общего знакомого. Один лис долго тут шатался и песенки пел — странно, что вы не пересекались.

«Песенки»? Какой-нибудь бродячий музыкант или менестрель? Он был уверен, что на восточном материке уже не осталось Двуликих — после отплытия тех, кто сначала пытался помогать людям и Отражениям в Великой войне. Значит, и это неправда. Ещё одно открытие.