Осиновая корона

— Бездна!.. Если не откроешь, собачки лорда Иггита узнают о твоём пристрастии к дурманящим снадобьям. Я даже травы вспомню, если понадобится! — (аргумент, как и следовало ожидать, не подействовал). — Тогда расскажу им о мертвеце, которого ты поднял в Волчьей Пустоши. Как, ты говорил, звали того бедолагу — Нод?

Спустя пару секунд из-за двери донёсся шорох переворачиваемой страницы и прохладно-насмешливое:

— Если прислушаться к тому, что здесь говорят, то я поднял армию мертвецов. А может быть, две — и натравил их друг на друга. Просто для развлечения. Поэтому, полагаю, этими сведениями ты вряд ли кого-нибудь удивишь.

Ривэн фыркнул, но, опомнившись, снова принял серьёзный вид.

— Как бы там ни было, открой мне. Это, в конце концов, унизительно. Уже половина слуг, наверное, видела, как я топчусь у твоего порога.

— После твоих пламенных речей на заседании этим ты тоже никого не удивишь, Ривэн.

— О боги! Открывай, или я позову кого-нибудь и скажу, что тебе плохо!

— А мне хорошо?…

— АЛЬЕН!

Замок щёлкнул, и дверь со скрипом подалась вперёд.

— Проходи. Титулы титулами, но твои манеры не особенно изменились.

Ривэн перешагнул порог, чувствуя предательскую робость. С той секунды, как Уна пришла в лес Эсаллар вместе с Альеном, ему навязчиво казалось, что за столько лет ничего — совсем ничего — не изменилось. Раньше он и не подозревал, насколько жутким может быть это ощущение. Он по-прежнему робел перед Альеном, как мальчишка, будто все эти годы — служба при покойном лорде Дагале; попытки научиться управлять замком и хозяйством (по совести говоря, тщетные — слава богам, ему достались неглупые управляющие и достаточно честные слуги); жизнь при дворе Ингена с вознёй в бесконечных интригах и бессмысленных заигрываниях; спешное, «по верхам», заглатывание знаний (лорд Дагал мечтал, чтобы он наверстал упущенное и получил хорошее образование, но сам умер раньше, чем смог убедиться в результатах своих трудов, — а напрягаться без контроля извне и без непосредственной для себя пользы было не в правилах Ривэна); ежедневные скучные переговоры с какими-нибудь послами, представителями, жрецами, просителями — будто все они ровным счётом ничего не значили.

Да и значили ли? Если да, почему он почувствовал себя живым лишь этой осенью — лишь когда дерзко, вопреки полупросьбам-полузапретам короля, покинул Энтор, чтобы уплыть вместе с Уной?…

— Ривэн, сегодня ты чудовищно много размышляешь. Это утомляет непривычностью.

Он вымученно улыбнулся:

— Мог бы и не читать мои мысли. Я ведь не маг и не умею их защищать.

— Обычно этого легко избежать по отношению к тем, кто не владеет Даром. Но сегодня твой мысленный поток очень настойчив, — Альен отложил толстую тетрадь в кожаной обложке и встал из-за стола. Как и днём, он был весь в чёрном — сгусток мглы в полумраке комнаты, при огоньках всего двух свечей и задёрнутых шторах. Неизлечимое пристрастие к темноте. Перо, которым он писал, само отряхнуло себя от чернил над заботливо подложенным листком и прыгнуло на подставку. — Я знал, что ты придёшь, но думал, что не так скоро. Признаться, надеялся, что заседание утомит тебя больше.

— Да? — Ривэн не знал, что ещё на это ответить. Всё ещё улыбаясь, кивнул на тетрадь: — Что ты пишешь? Если, конечно, это не очередная страшная тайна.

Альен облокотился о столешницу. Синие глаза ножами резнули по черепу Ривэна (желанная боль — как давно он скучал по ней и как стыдился себе в этом признаться), и он понял: спрашивать бесполезно.

— Не тайна. Но ничего значительного, — тетрадь мягко захлопнулась у Альена за спиной. — Просто заметки.

— Заметки. И скоро ли наши потомки будут переводить их на все языки Обетованного и цитировать, как поэму о Лааннане?

Выражение лица Альена — весьма скептическое: отец-крестьянин смотрит так на сынишку, который, оседлав деревянную лошадь, заявляет, что станет самым отважным рыцарем королевства и прославится в веках, — подсказало Ривэну, что шутка вышла неуклюжей.

Наверное, перед некоторыми его придворная способность изящно шутить до сих пор испаряется.

— Я пришёл поговорить, — он сглотнул сухость в горле, — о той короне из клада.

Бровь Альена приподнялась со знакомым полупрезрительным сомнением.

— Как ни странно, я понял. И?…

— И… Альен, она ведь твоя, — рука Альена, лежавшая на столешнице, дрогнула, и Ривэн продолжил скороговоркой, чтобы не дать ему сделать протестующий жест. — Не спорь. Прислушайся ко мне, пожалуйста. Уна хорошо изучила историю рода Тоури и многое мне рассказала. Твои предки всегда — совершенно всегда — были связаны с магией. Даже очень много веков назад — до того, как Кинбралан перешёл к ним. И ваш символ на короне, которую сотворили существа с запада…