Осиновая корона

— Сколько рисовки, — он усмехнулся, но чёрные провалы глаз остались безразличными. — Так же, как в прошлом. Строишь из себя бессердечного, но сам знаешь, что это не так. Тебе просто жаль этих людей, верно? Бедные маленькие люди. Они умрут ни за что ни про что — и не смогут больше есть, пить и плодиться, бездумно радуясь своему существованию. Ведь так?

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать степень моего человеколюбия, Тхэласса. Ты сдаёшь Академию или нет?

Тхэласса шагнул ближе — беззвучно, как чёрно-белая тень, — и спросил тихо, почти шёпотом (Уна наклонилась вперёд, чтобы расслышать):

— А ты не считаешь, что как раз твоя жалость унижает их? Что я уважаю их больше? Этих несчастных, убогих существ, из которых единицы умеют думать и чувствовать. Единицы вроде тебя, — Тхэласса помолчал, вдруг сделавшись серьёзным; ветер шевелил его лёгкую, словно пух, чёлку. — Признайся: иногда ты завидуешь им? Так ведь гораздо легче жить — не видя сути вещей. Страшной сути.

Лорд Альен чуть отстранился. Почему-то Уна поняла, что он взволнован — несмотря на иллюзию спокойствия. Длинные пальцы сжались в нервный кулак.

— Нет, не завидую. Возможно, поэтому не рвусь ими править — в отличие от тебя… Но хватит пустых разговоров. Ответь, пожалуйста, на мой вопрос.

Тхэласса по-кошачьи зажмурился, будто погрузившись в размышления. Его ладонь скользнула к поясу — но не к рапире (Уна выдохнула), а к какому-то маленькому чехлу рядом с ней. Неужели зеркало?… Ведь Двуликим они не нужны: их чары другой природы.

— Отвечаю: я сдам Академию, но только если ты победишь. Всё честно. Доведи партию до конца, Альен. Я жив, город пока сопротивляется — значит, всё ещё не кончено. Всё вообще не бывает кончено. Думал, что уж ты-то, с твоим парадоксальным жизненным опытом, это понимаешь.

На черты лорда Альена легла тень. Уна уже знала эту гибельно темнеющую синь в глазах — и готова была советовать Тхэлассе бежать восвояси, каким бы искусным убийцей он себя ни мнил.

— Предлагаешь разрушить город, чтобы доказать, что я сильнее тебя и твоего короля-северянина? Это просто глупо. Сегодня я заставил замереть сердца более чем тысячи твоих людей, и ты знаешь, что это не предел моей силы.

Тхэласса сделал шаг в сторону и ещё раз ощупал противника взглядом — будто впервые видел его.

— Догадываюсь. Так покажи мне предел, Повелитель Хаоса. Ты разделил наш мир, поднимал мёртвых, сам умер и выжил — а теперь не можешь завершить такую мелочь?

Лорд Альен сжал рукоять меча. Слабый отголосок его мыслей — смесь напряжённой тревоги, бесстрастных, почти математических расчётов и чего-то ещё, всегда и ото всех сокрытого — коснулся сознания Уны и тут же исчез. Он шагнул влево, зеркально повторяя движение Тхэлассы.

— Меня не так легко спровоцировать.

— Легко, если знать, на что давить. Я помню.

— Не выйдет. Или ты сдашь Академию, или я заставлю тебя это сделать. Даже ты, с твоей волей, не сможешь противиться. Такой финал твоих игр будет бесславным, Тхэласса — даже если ты служишь королю Альсунга не из чистой преданности, в чём я более чем уверен. Выбирай.

— Чистая преданность… — Двуликий хмыкнул. — Твоя любовь к красивым словам тоже осталась прежней. Я никому не предан, а этому недотёпе Хавальду — и подавно. Его предшественники развязали войну, которая наверняка перекроит Обетованное, а он не в силах её закончить. Люди так часто не постигают, что творят.

— Тем более. Значит, поражение не должно стать для тебя личной обидой. Ты будешь отпущен целым и невредимым. Если веришь моему слову — даю его.

В зеленоватом свете милая мальчишеская улыбка ещё больше напоминала оскал.

— Думаешь, я так дорожу своей жизнью, Альен? Дело отнюдь не в ней, — (Уна уже не впервые заметила его необычную — несколько старомодную — манеру речи; пожалуй, о возрасте тут, как и в случае с Лисом, лучше не думать,). — Плохо же ты меня знаешь, если рассуждаешь вот так… Мне казалось, что лучше. Я ведь всегда был твоей звериной стороной. Той, которую ты держишь в непрочной клетке.

Мраморно-бледный лоб лорда Альена прорезала морщинка — но ответил он насмешливо:

— Боюсь, для «звериной стороны» ты слишком много болтаешь.

— Возможно. Но всё же… — с показной неторопливостью наместник отстегнул от пояса маленький чехол, открыл его и достал что-то маленькое и тёмное. Блеснула крошечная — затерявшаяся — серебистая капелька стекла; зеркало Уны затрепетало, а сапфир сквозь ткань блузы обжёг ей грудь. — Кусочек твоего зеркала. Помнишь свой подарок?

— Помню, — не убирая руки с меча, лорд Альен вздохнул. — Знал, что ты им воспользуешься. Скучно.

— Скучно? — Тхэласса казался всерьёз уязвлённым. — Но ты помнишь и то, что заключено в нём?… Как бы там ни было, с этой вещицей я неуязвим для твоих чар.

— Допустим, — Уна не различила лживого витка в глубине этого голоса — но могла бы поклясться, что он там есть.