Осиновая корона

Тхэласса склонил голову. На его подбородке и воротнике рубашки — чистейшем, как снег, оставшийся в памяти о зиме, — всё ещё краснели мелкие капли. Он двигался с мягкой пружинистой силой, со слишком плавно-упругими для человека переходами — это так напоминало Лиса, что Уне стало совсем нехорошо. Но от Лиса не тянуло смертью и наслаждением, обретаемым в чужой боли; если иногда и возникало чувство опасности, то другое. Уна не знала, влияет ли услышанное о барсе-одиночке на её восприятие — но сейчас ей казалось, что в нём и нельзя было увидеть никого, кроме убийцы. Как его приближённые не замечают этих налитых сталью мышц — хоть и скрытых юношеской стройностью, — этих зубов и точных, как у музыканта или часовщика, пальцев, а главное — глаз?… Отсюда она разглядела их — две матово-чёрные, невесть что прячущие пропасти. Безумные, как у…

Она перерубила мысль, точно запретную колдовскую ниточку. Он уже достаточно сказал, и слушать больше не хотелось — даже с учётом её извращённой жажды просто слушать его, вне зависимости от слов. Мысленно назвать по имени — почти позвать, а до такого она не унизится. Не сейчас.

Хотя унижение ли это — прощать боль, нанесённую тем, кому служишь как смыслу жизни? Унижение — или особая форма гордости?

Колодец. Я лечу в колодец.

Она встряхнула головой, прогоняя наваждение. Лорд Альен говорил так о мыслях, которые затягивают и уводят от реальности в бесконечности зеркальных коридоров, монотонных, подобно ритму заклятия, — мысли-колодцы. Он называл их одной из основ тёмной магии.

И ещё — письма.

— Тэска, — сказал Тхэласса, внимательно — со странным удовольствием — оглядывая своего собеседника и красную драконицу за его спиной. — Я давно придумал это имя — специально для людей. Им, бедняжкам, трудно произносить настоящее. А люди обычно выбирают путь наименьших усилий.

Лорд Альен поднял бровь.

— Звучит довольно пренебрежительно.

— О нет, — улыбка-оскал; света месяца, дальних окон и факелов хватило, чтобы Уна увидела пятна крови и на клыках. Крови Лиса. Вот бы содрать с черепа это красивое, белокожее юное лицо — как снимают прилипшую маску. — Наоборот, я восхищаюсь людьми… Хоть и не все из них похожи на тебя, Альен Тоури. Надо же, какое удивительное превращение с тобой произошло.

И он добавил несколько певуче-звонких слов — видимо, на кезоррианском.

— От моего Дара пахнет свежей кровью? — переспросил лорд Альен. Хмыкнул, задумчиво покручивая на пальце перстень с чёрным камнем. Уну бесило его равнодушие к раненому Лису — и к ней самой, скованной его приказом. Почему он так жесток сегодня?… Потому что он такой всегда. — Какая грубая лесть. В твоих устах, конечно: в любых других это было бы обвинением. Так или иначе — это ни к чему.

Тхэласса втянул носом ночной воздух. Чутко прищурился; Лис принюхивался почти так же, никогда не стесняясь привычек своей звериной половины.

— Ещё отдаёт миндалём и жасмином. Тут уж не знаю, почему. Возможно, — улыбка стала почти плотоядной, — личное послевкусие.

— А ты не особенно изменился, — устало обронил лорд Альен.

— Ты тоже. Разве что… вырос. Волчонок стал волком — лучшим и худшим из вожаков, — Тхэласса кивнул на Андаивиль; та демонстративно отвернулась, выпустив облачко дыма из ноздрей. — И ты всё-таки нашёл драконов. Даже привёл их сюда, на ваш маленький благополучный материк… Впечатляет. Мои поздравления. Ещё и успел зачать красавицу-дочь.

Глаза-дыры поднялись к ней. Уна встретила их стойко, подавив ужас, и попыталась вложить в ответный взгляд столько ненависти, сколько могла в себе наскрести. Пожалуй, даже прежнего наместника она не ненавидела так сильно — хоть по его вине и погиб дядя Горо. Интересная шкала ценностей. Колодец.

Лорд Альен щёлкнул пальцами, зажигая зеленоватый колдовской огонь. Он взмыл вверх, ярко освещая Тхэлассу и оставляя в тени его самого. Двуликий снисходительно позволил эту маленькую хитрость.

— Дочь? По официальным сведениям в метрических книгах, она моя племянница. Ты теперь должен учитывать такие вещи, раз уж стал наместником Ти'арга.

Ещё один укол боли — и Уна снова проглотила его. Не только нелюбима, нежеланна, унижена — не признана даже в самом очевидном и неизбежном: крови. Но выбора нет — лишь служить, вопреки этой боли.

Идти до конца, постигая взлёты и падения — как в пророчестве старой Шэги. «Тот, кого ты полюбишь больше жизни и больше поисков её смысла, предаст тебя. Истина о нём останется от тебя сокрытой». Она сжалась от внезапного холода.

— Стал — и сам об этом жалею, — Тхэласса вздохнул — неясно, наигранно или всерьёз. — Не моё место, Альен, совсем не моё… Итак, о чём ты хотел поговорить?

В ровный тон лорда Альена прокралось раздражённое изумление.

— А это не очевидно? Ты проиграл, оборотень. Страна почти захвачена, как и столица. Ты можешь представить, на что я способен — так не заставляй меня ровнять этот город с землёй. Сдайся, и прекратим это.

— И почему бы не сровнять его с землёй? — промурлыкал Тхэласса. — Что тебе мешает? Милые храмы наподобие этого?

— Это не входит в мои планы.