Осиновый кол прилагается

Отец ещё никогда не называл меня Гансушка насколько я помню. Но всё бывает в первый раз.

— Не нужно батюшка. Спасибо за беспокойство, матушка. Я выйду к этим добрым людям только прочитаю утреннюю молитву.

— Ты и впрямь пророк Божий? — Различил я из общего гомона толпы.

— Скажи, что будет с моим нерадивым сыном? Как мне направить его на путь истинный? — Другой голос.

— А каков будет урожай в следующем году?

Я поднял руку, и все тут же затихли. В глазах собравшихся людей я видел любопытство, недоверие, страх, надежду. Мне хотелось защитить их, оградить от опасности настолько насколько возможно, и я заговорил.

— Всё ведомо только Господу. Я же знаю ровно то, что открылось мне. Скоро в нашу любимую Малтию придёт зверь в обличие человечьем. Очень сильный зверь и двадцати мужчинам не совладать с ним. А тех, кто слаб волей он может подчинить и заставить служить себе. Этот зверь питается человеческой кровью и ничем другим. И нет в нём ни капли жалости.

Теперь единственной эмоцией в глазах людей был страх и я поспешил их успокоить.

— …Но нет того зверя, с которым нельзя совладать с Божией милостью. И этот зверь уязвим. Страшится он распятия, святой воды и Божьего света. Не под силу ему войти в круг из соли и его можно сразить, загнав в сердце заточенное осиновое древко. И не может он переступить порог дома без приглашения. Когда хотите позвать гостя говорите ему: «Я тебя не приглашаю» и коли это будет зверь, войти он не сможет, но добрый человек, знающий нашу хитрость легко перешагнёт порог.

Вот и настал тот роковой день. Двадцать второе июня тысяча семьсот сорок первого года. Отец до последнего не хотел уходить из собственного дома. А матушка до последнего не хотела оставлять в нём меня. Гант беззаботно веселился. Агнесса плакала. А Вилсон. Вилсон попросил меня разделить опасность с ним, сказал что готов положить жизнь коли то потребуется. Я же ответил, что он уже сделал это — пожертвовал собой, спасая меня. Теперь очередь за мной.

И вот я — единственный из Браунигов, оставшихся в доме на эту ночь. Но я ни один. Со мной Бой, Его Высокопреподобие и двадцать четыре монаха. Ловушка расставлена. Осталось только ждать.

В дверь постучались.

— Ещё солнце не село, — заметил один из монахов.

Дверь открыл сам настоятель и я с удивлением услышал детский голос недавно спасённой девочки.

— Зачем ты здесь, дитя? — Спросил Его Высокопреподобие.

— Я хотела увидеть Донса. Донс здесь?

Я подошёл к двери.

— Вита, зачем ты пришла? Ты разве не знаешь, что сегодня нельзя выходить?

Наверно произнёс я это слишком грубо, потому как у девочки на глазах выступили слёзы.

— Я тебя не приглашаю, — улыбнулся я.

Вита сначала взглянула на меня непонимающе, но потом тоже улыбнулась и прошла внутрь. Дверь за ней заперли. Я отвёл девочку в дальний угол.

— Сегодня очень опасно, особенно здесь, Вита, зачем ты пришла? — Повторил я, но уже более мягко. Никогда не переносил женские слёзы.

— Я пыталась выйти из дома и раньше, но сбежать удалось только сегодня.

— Сбежать?! — Я схватился за голову. — Бедные твои родители небось ищут тебя, волнуются.

— Нет-нет, я предупредила сестрёнку, что буду у тебя.

— Это ещё хуже, — вздохнул я.

Вита вытащила из кармана подола тряпичную куколку и протянула мне.

— Это тебе, на удачу. За то, что спас меня. Вернее, этого конечно мало, чтобы отплатить тебе, просто это — самое дорогое, что у меня имеется…

Я не дал ей договорить, взял куклу и чмокнул девочку в щёку. Вита тут же раскраснелась как спелая вишня, а к щеке приложила ладонь будто мои губы её обожгли и хотела было дать стрекоча, но я удержал её за руку.

— Не уходи, уже поздно. Придётся тебе остаться здесь, но заклинаю, не выходи из круга соли, который я сейчас вокруг тебя нарисую и ни при каких обстоятельствах не смотри в глаза незнакомцу который должен прийти сюда. Ты поняла? Кивни если поняла. — Вита кивнула. — Вот и умница.

Время в ожидании чудовища тянулось серой вечностью. На улице начало смеркаться и все мы застыли в ожидании. Вита и двое братьев притаились в подвале, девочка сидела в обрисованном солью круге, а монахи держали наготове заточённые осиновые колья. В спальне засели семеро наших честных братьев, вооружённые заострёнными палками осины и распятиями. Четырнадцать братьев караулили снаружи — монстр не должен уйти! За столом на кухне, перед входной дверью, имитируя поздний ужин, сидели мы трое — Его Высокопреподобие в роли отца семейства, честной брат Итер в мирской одежде в роли сына отца семейства и моего старшего брата и я. Перед нами налиты миски с супом, к которому никто из нас не притрагивался, в кружках — святая вода.