Осиновый кол прилагается

За окном солнце кровавыми всполохами закатывалось за горизонт. Сердце начало биться чаще. Вот он. Момент. Момент, к которому я шёл всю сознательную жизнь. Прошлую жизнь. Возможность убить чудовище. На лице брата Итера читалось напряжение, а вот настоятель, напротив, был расслаблен как будто мы собирались не сразится с монстром, а готовились к вечернему богослужению. Братья на улице, в спальне и подвале должно быть тоже волновались, но все они преисполнены решимости и готовы положить жизнь за богоугодное дело, в этом я был уверен.

Раздался стук в дверь.

Началось.

— Кто там? — Произнёс настоятель будничным голосом.

Я невольно позавидовал самообладанию Его Высокопреподобия.

— Впустите изголодавшегося путника, добрые люди, — раздался из-за двери до боли знакомый голос — голос, который я не слышал тридцать пять лет, но не смогу забыть вовек.

Настоятель поднялся со своего места и прошёл к двери. Неспешно снял щеколду и отворил дверь.

— Ну заходи, добрый путник, раздели с нами трапезу.

Трапезу! Миряне так не говорят. Но монстр колебался не из-за этого. В чём дело? Почему он не заходит? Почуял неладное или… Он не может войти! Настоятель здесь не живёт, это не его дом! Здесь живу я.

— Проходи, путник, — произнёс я, подивившись спокойствию, с которым звучал собственный голос.

Чудовище вошло в дом. Ловушка сработала.

Темноволосый, высокий, весь в чёрном. Оживший детский страх. Рукой я нащупал заострённое осиновое древко, прикреплённое к нижней части столешницы.

— Сын, налей нашему гостю угощение, — обратился настоятель к брату Итеру.

— Да, отец, — ответил честной брат и направился к бидону со святой водой.

Я остался сидеть за столом и поймал себя на мысли, что сверлю монстра взглядом.

— Откуда путь держите? — Начал непринуждённую беседу настоятель, обхватив рукой свою кружку со святой водой.

Монстр посмотрел на меня своими хищными зелёными глазами. Заострённые скулы на худом лице с тоненькой полоской губ придавали ему какую-то особую кровожадность. Но что меня больше всего удивило, так то, что он не узнавал меня!

— А почему я должен узнать тебя? — Вдруг спросило чудовище.

Я обомлел. Вот чего мы все не предусмотрели: оно читало мысли. А раз оно знало о чём мы думаем, то могло и предвидеть наш следующий шаг.

— И кстати, что меня удивило, — продолжил вурдалак с видом и тоном голоса, будто вело светскую беседу, — так это то, что дикий страх обуревает лишь одного из вас, — он покосился на брата Итера, а потом резко наклонился ко мне. — Esne aegra, puella?9

Одновременно с настоятелем мы плеснули в морду чудовища наши чаши со святой водой. Раздался истошный нечеловеческий вой из горла носферату, от поражённых участков его плоти пошёл пар и дом наполнился запахом палёной кожи. Монстр вскочил на ноги, но тут брат Итер вылил на кровопийцу бидон со святой водой. Чудовище повалилось на пол и затряслось в судорогах. Нечестивый горел. Горел от святой воды.

— Рӕстӕг ӕрцыд!10 — Воскликнул настоятель.

Тут же из спальни и с улицы к нам вбежали братья, вооружённые кольями.

Завидев новую опасность нечестивый перестал корчиться на полу и ринулся на монахов, разом, повалив семерых. Однако было видно, что стоило это ему неимоверных усилий и следующую атаку он уже не сможет отразить. И монстр тоже это понимал. Вместо того, чтобы бороться с нами он метнулся в окно. В то самое окно, которое в той прошлой жизни, помогло мне спастись от него же. Теперь оно сослужило аналогичную службу чудовищу.

Нет! Он не уйдёт! На мгновение, обезумев от досады, я схватил осиновый кол, прикреплённый к столешнице, и собрался было кинуться вслед за чудовищем, но мои ноги вдруг обхватили детские пальчики.

— Не ходи, не ходи! — Хныкала Вита, повиснув на мне всей своей тушкой.

— Пусти! — Крикнул я.

— Не ходи, останься со мной! — Упиралась девочка.

— Пусти!

— Не ходи, не бросай меня!

Мои шансы один на один с чудовищем особенно в детском теле были катастрофически ничтожны. Если бы Вита не остановила меня, то… В общем я остался с ней и, наверно, благодаря ей на этот раз избрал путь мирской жизни.

Однако попыток найти и уничтожить монстра я никогда не оставлял. В тот день я поклялся себе в этом. Его Высокопреподобие подарил мне скреплённую бумагу в кожаной обложке. В ней я решил записывать все упоминания о монстре.

Я надрезал ладонь, обмакнул перо в собственную кровь и сделал первую запись: «Клянусь бессмертною душой не иметь покоя доколе не будет изничтожен проклятый вурдалак, что безвременно лишил меня семьи».

Глава 13. Схватка с сумраком

Восьмое июля, 1777 г. от Р.Х., Виена

Алина

— … я старался вести себя также, как и в первой жизни, меняя только то, что жизненно важно, — закончил своё повествование Донсон Брауниг.

По мере его рассказа лицо Грэга Тилли всё смурнело.

— Но раз тебе выпал второй шанс, и ты спас свою семью, почему не попытался спасти мою жену?! — С болью в голосе воскликнул здравник.