Осип Мандельштам. Фрагменты литературной биографии (1920–1930-е годы)

У нас нет точной даты передачи Мандельштамом рукописи Ставскому. Известно, что к ознакомлению с рукописью Ставский планировал приступить в конце октября 1937 года[552]. Летом 1937 года Мандельштам, по свидетельству жены, неоднократно ездил из Савелова, где были написаны обращенные к Поповой «Стансы», в Москву, «пытаясь договориться с Союзом писателей»[553]. Тогда же он побывал в полученной от секретаря ССП А.А. Лахути командировке на только что достроенный заключенными ГУЛАГа канал Москва – Волга, 15 июля торжественно открытый для движения судов[554] (написанное об этом стихотворение – последний поэтический текст Мандельштама, о котором нам достоверно известно, – было уничтожено Н.Я. Мандельштам и А.А. Ахматовой в годы войны в Ташкенте[555]). Можно предполагать, что в том случае, если рукопись книги и была сдана Ставскому до начала июля (то есть в первый месяц после приезда из Воронежа), то в одно из нескольких посещений ССП летом – осенью 1937 года Мандельштам дополнил ее новыми стихами, принципиальными для определения его общественной позиции[556]. Этим же, теоретически, может объясняться и нахождение текста в начале рукописи.

Еще одним обращающим на себя внимание обстоятельством, касающимся «Стансов» 1937 года, является то, что Н.Я. Мандельштам не знала об этих стихах.

В завершенном к 1970 году комментарии к стихам 1930-1937 годов Н.Я. Мандельштам, говоря о группе текстов, писавшихся в Савелове и обращенных к Е.Е. Поповой, обозначает их как утраченные: «пропали в Саматихе и, может, у Рудакова»[557]. «Стансы» при этом ею не упоминались. Два из трех названных Н.Я. Мандельштам стихотворений нашлись в архивах Е.Е. Поповой («С примесью ворона голуби…») и С.Б. Рудакова («На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь…») и были опубликованы соответственно в 1977 и 1980 годах[558]. В декабре 1975 года – одновременно с публикацией в США «Стихов о Сталине» – в Москве, в архиве Поповой/Яхонтова в ЦГАЛИ был обнаружен и текст «Стансов».

По воспоминаниям В.А. Швейцер, нашедшей «Стансы» в подготовительных материалах Поповой к мемуарно-биографической книге о Яхонтове[559], когда Н.Я. Мандельштам услышала от нее новонайденные стихи, то была огорчена: «„Я впервые приревновала Осю" и „лучше б вы их не находили”, – сказала Н.Я.»[560]. Швейцер связывает тот факт, что Мандельштам утаил стихи от жены, с тем, что «они обращены к другой женщине»[561]. Однако, как мы видим, о «Черкешенке», обращенной к той же Поповой (и гораздо более интимной), Н.Я. Мандельштам знала. Мотивировку сокрытия Мандельштамом «Стансов» от жены, на наш взгляд, лучше проясняют комментарии Н.Я. Мандельштам к стихотворениям 1930-1937 годов, в части, посвященной «изменническим стихам» к Поповой, целиком сосредоточенные на политических разногласиях между Поповой (и поддерживающим ее Мандельштамом) и самой Н.Я. Идеологическую природу огорчения Н.Я. Мандельштам после прочтения ею «Стансов» демонстрируют и воспоминания Е.Б. Муриной, относящиеся ко времени обнаружения стихотворения в 1975 году:

<…> как-то [Н.Я.] заявила, едва я вошла: «Когда встречусь с Оськой, дам ему в морду». «За что?» – возопила я. «За Сталина». Имелись в виду стихи, обращенные к Еликониде Поповой, ярой сталинистке, найденные Викой Швейцер в архиве. Об этом узнала накануне. Сердита была очень, как на живого[562].

Эту интерпретацию подтверждает и Л.Г. Сергеева: «Надежда Яковлевна не могла простить мужу не его увлечения красивой женщиной Лилей Поповой, а его подыгрывания „сталинистке умильного типа”»[563].