Читаем Оскар Уайльд, или Правда масок полностью

Тем не менее трагедия его жизни постоянно омрачала существование Уайльда, каким бы спокойным оно ни было. На него накатывали волны грусти, например, когда Карлос Блэккер сообщил, что получил письмо от Констанс, отправленное 4 марта: «Оскар живет или, по крайней мере, жил в отеле „Ницца“. Не затруднит ли Вас сходить к нему? Как Вам известно, он очень дурно обошелся со мной и моими детьми, поэтому любая возможность дальнейшей совместной жизни исключена; но я очень волнуюсь за него, как и за всех тех, с кем была раньше знакома. Я узнала, что сейчас он ничем не занят, а только лишь пьет, а также что он расстался с лордом А. и получил двести фунтов от леди К.»[584]. Карлос Блэккер, богатый англичанин, живший большую часть времени в Париже, где он с живейшим интересом следил за ходом дела Дрейфуса, не мог отказать Констанс в этой услуге. Он написал Уайльду письмо, а затем встретился с ним в гостинице. Уайльд по-прежнему был сердечен, ироничен и полон блеска, но ему все труднее было скрывать чувства, в которых он сам недавно признался в письме к Блэккеру: «Жизнь, которую я так любил — слишком любил, — растерзала меня, как хищный зверь, и, когда Вы придете, Вы увидите, в какую развалину превратился человек, который некогда поражал, блистал и был неподражаем (…) Вряд ли я когда-нибудь вновь возьмусь за перо: радость жизни ушла из меня, а она, наряду с силой воли, есть основа любого искусства»[585].

Создается впечатление, что Уайльд дошел до предела физических и моральных возможностей и что все его интересы ограничивались в тот период заботой о добывании денег. Он был вынужден питаться в дешевом ресторане и свести расходы к двумстам пятидесяти франкам в месяц, он, который во времена своего величия еженедельно тратил вдвое, а то и втрое больше! Но таков был теперь его доход, выплачиваемый, так же, как, впрочем, и доходы Бози и Тернера, при условии «хорошего поведения», — любопытное смешение щедрости и лицемерия, столь характерное для викторианской эпохи! Своеобразное отношение к художникам такого масштаба, попадавшим в положение полной зависимости, нашло еще одно подтверждение в очередном длинном письме Констанс к Карлосу Блэккеру, в котором она детально разъяснила материальную сторону своих отношений с Уайльдом, в то же время сознавая бесполезность каких бы то ни было объяснений. С трогательной наивностью она описывала поведение мужа, признаваясь при этом в собственной привязанности к отцу своих детей, которого она сама лишила прав на отцовство. В действительности, прожив с мужем целую жизнь, она так и не поняла в нем главного, она не распознала его гениальности и его безумия. А муж ее в это самое время вновь наводил справки о Бози, который был с матерью в Венеции и собирался возвращаться в Лондон; игнорируя возможные последствия, он сделал остановку в Париже и снял квартиру на авеню Клебер. Да, реальную жизнь в конце этого 1898 года вернее назвать кошмаром: только что умер Бердслей[586], влачил жалкое существование Даусон, перебираясь из одной мансарды в другую, скатывался к полной нищете Кондер, а Симеон Соломон искал забвения в наркотическом дурмане. Таким был конец «сиреневого десятилетия», трагедия которого оказалась достойной той славы, что сопровождала его в течение всего последнего десятилетия XIX века.

Уайльд в очередной раз выступил с разоблачением варварского тюремного режима, принятого в Англии. Сначала он написал криминалисту Джорджу Айвсу, а затем, спустя два дня, 23 марта 1898 года отправил в «Дейли кроникл» еще одно письмо, которое было помещено на ее страницах под заголовком «Не читайте этого, если хотите сегодня оставаться счастливыми» в номере от 24 марта, то есть в тот самый день, когда в Палате общин должны были начаться дебаты по вопросу тюрем. После оглашения текста обоих писем на заседании Палаты все предлагавшиеся улучшения содержания арестантов были утверждены в законодательном порядке и вступили в силу в августе 1898 года. Депутат Джон Редмунд, выступавший в качестве обвинителя существующей системы, даже процитировал одну строфу из «Баллады Редингской тюрьмы», вызвав аплодисменты в зале заседаний.

В своем письме Уайльд перечислил три вида пыток, узаконенных в английских тюрьмах: голод, бессонницу и болезнь. Он указал, что необходимые реформы очень просты, но они должны касаться как телесных, так и душевных нужд заключенных, которые пока полностью игнорируются тюремным режимом. Уайльд перечислил все виды страданий и унижений, которые были порождены людским безразличием и жестокостью действующих правил. В заключение памфлета он сказал: «Но чтобы эти первые шаги были действенны, предстоит многое сделать. И в первую очередь самое, вероятно, трудное: научить начальников тюрем человечности, надзирателей — цивилизованности, капелланов — учению Христа». В том же номере «Дейли кроникл» опубликовала стихотворение Стивена Филлипса, предложенное автором «Баллады», не осмелившись назвать его имя и сообщить, что он продал уже десять тысяч экземпляров своей поэмы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное