Осколки

У Роланда из головы не шел разговор с чародейкой, и он то и дело ловил себя на мысли, что присматривается к дяде, пытается выявить во внешне невозмутимом облике признаки разложения. Неужели он, Роланд, и правда упустил это из виду? Впрочем, когда он в последний раз посещал Змеиный Зуб? Сколько ему было тогда? Шестнадцать? Семнадцать? Отец настаивал, что ему следует внимательнее относиться к обязанностям наследника, но разве он слушал? Все, что его интересовало в юности: турниры, эль и женщины. После свадьбы он посвятил себя жене, а когда Элла умерла, пытался забыться в сражениях. По приказу Эридора Роланд исколесил весь континент, но вряд ли научился разбираться в людях. Если Лаверн права, ему придется открыто выступить против Карла.

Не то чтобы его это пугало, но лишаться поддержки благосклонно настроенных к дяде родов ему не хотелось. К тому же рабство не было под запретом в Вайдделе. Его осуждали, но не существовало закона, который предусматривал наказание за содержание бесправных. Роланд знал, что наместник запада, некромант Волтар Бригг, использовал рабский труд на золотых приисках, а его зять Сверр Морелл имел целый гарем из наложниц, пусть сей факт и не особо радовал его жену…

Роланд угрюмо подумал, что захоти Карл последовать примеру высших лордов, он не сможет запретить. Вернее, запретить, конечно, сможет, но как воспримут праведный гнев Роланда его подданные? Не скажут ли, что он предпочел родному дяде безродную девицу? Женитьбу на Лаверн ему простят ради здорового наследника, но простят ли посягательство на имущество входящего в клан мага?

Как далеко он, Роланд, готов зайти ради удовлетворения желаний взбалмошной девицы? И, самое главное, почему он вообще думает о потакании ее капризам? Почему ищет ее в толпе, отмечает каждый жест, каждую улыбку и движение?

Лаверн выглядела усталой. То и дело прикладывала пальцы к вискам и закрывала глаза, будто шум и толпа утомили ее, но приличия не позволяли развернуться и покинуть праздник, на который ее великодушно пригласили. Несмотря на деланную независимость и отрицание традиций, Лаверн была вынуждена соблюдать некоторые, чтобы сохранить положение. Нельзя открыто перечить королю или плевать на его законы. Когда официальная часть праздничной ночи была завершена, и Роланд высадил семя в родовой роще, Лаверн со свитой удалились к разочарованию близняшек и облегчению старейшин клана.

Весь следующий день чародейка не появлялась в общем зале, а еду приказала подавать в покои, и Роланд уже отчаялся найти общий язык с этой переменчивой, как удача, женщиной. Вечно хмурый Кэлвин смотрел на хозяина замка с презрением, Мария при встрече отводила взгляд, а наглая девица в мужском костюме, оказавшаяся лучницей, так и вовсе посмеивалась, шепча на ухо одному из близнецов. Роланд терпел, понимая, что надолго его терпения не хватит.

Однако вскоре, когда потухли огни Млекфейта, дата совета рода была назначена на первый месяц весны, и приезжие лорды засобирались домой, удовлетворенные праздником, сытной пищей и радушием хозяина Очага, Лаверн все же соизволила спуститься и одарить Роланда своим вниманием. Выглядела она немного болезненно: бледная кожа, острые скулы, темные круги под глазами. Она была довольно приветлива, и Роланд подумал, что причиной затворничества чародейки могли стать лунные дни, но ночью того же дня она развеяла этот миф.

Уже был глубокий вечер, когда охрана доложила, что леди Мэлори желает аудиенции. Роланд готовился ко сну, потому пришлось быстро натягивать с таким удовольствием снятые бриджи, камизу и котт. Он хотел принять Лаверн в солярии, где велел разжечь жаровню, но стюард, смущенно потупившись, передал, что она желает говорить с хозяином в его покоях, дабы избежать лишних ушей.

Роланд уже успел привыкнуть к отношению Лаверн к моральным устоям общества и не удивился странной просьбе. До тех самых пор, пока она не вошла к нему. Прикрыв за собой дверь, чародейка сбросила плащ и предстала перед ним в совершенно неприличном виде. Ночная сорочка из полупрозрачной ткани, отороченная кружевом, практически не скрывала тела Лаверн, очерчивала аккуратные груди с темными сосками, струилась вниз, к талии, скользила по округлостям бедер… Сквозь ткань просвечивался амулет на серебряной цепи – массивная подвеска с ярким зеленым камнем. Роланд сглотнул, пытаясь прогнать наваждение.

– Простите, что потревожила, милорд, – тихо сказала Лаверн, глядя на Роланда в упор, в то время как ему было стыдно взглянуть ей в глаза, будто бы это он, а не она сама добивается внимания таким способом. Шокирует его… Зачем? Если она решила разорвать договоренность, не лучше было бы отбыть вместе с остальными гостями? Или же это такой странный способ извиниться за высказанные резко слова?

Она была в постели Кирстена, напомнил он себе. Мальчишка видел ее такой, и не раз. А если так, то…