Осколки грёз

Несомненно, все вокруг твердили, что Муза непостоянна и в любой момент может исчезнуть, покинуть своего создателя, вновь оставив его в гордом одиночестве. Наверное, как и все, я боялся этого опустошения, поэтому хватался за нить, не замечая, как она истончается. Мне стоило и дальше продолжать напоминать себе одну простую и важную вещь: невозможно угнаться за признанием и славой, оставаясь при этом наедине со своей возвышенной страстью. Как только человек переступает эту грань, Муза тут же растворяется в воздухе, а вместе с ней уходит и вдохновение, на смену которому приходит глубокое опустошение.

Я рассуждал об этом на протяжении нескольких часов, и только тогда, когда все мои раздумья смешались в одно, я схватил в руку карандаш и принялся выписывать все, что первым приходило в голову. Писал, дополнял, перечеркивал. Я старался, чтобы стихотворение было искренним. Мне хотелось заново признаться Эмили в своих чувствах, спрятанных между строк. То, что для нее было самым дорогим. Она писала, чтобы найти отдушину, изнанку карты внутреннего звездного неба. Ее слова смогли зажечь во мне свет, и теперь я должен был сделать то же самое.

Поставив финальную точку, я изучающе взглянул на текст, пытаясь разобрать обрывки фраз, раскиданные по разным углам.

Моя Муза

Ты подобна красе Моны Лизы.

Не романтик я, но все же душа
Вдохновение ищет в эскизах,
Где глаза твои цвета – весна.
Беспокойное сердце расскажет,
Как твои я помнил черты.
Тонкой кистью полотна размажет,
Все картины со строчек взошли.
В композициях встреч исцеление:
В наших судьбах, что просят творить.
Я в поэзии видел спасение,
Без тебя моим образам гнить.
Моя Муза, ты веришь в искусство,
Где любовь рисует дуэт?
Мы палитрой разбудим чувства.
Я – художник, а ты мой поэт.

Повторно прочитав, я понял, что у меня совершенно нет писательского таланта, но я все равно гордился собой.

На улице светало. Я не заметил, как просидел за столом оставшиеся часы сна. Свежий воздух проникал сквозь открытое окно, принося с собой влажность от ночного дождя, заглушающего все остальные звуки. Казалось, что весь город еще крепко спал вместе со своими жителями, мягко укрывая их пеленой тумана, в котором терялись верхушки небоскребов.

Не дожидаясь девяти часов, я схватил синюю папку со старыми набросками, предварительно сложив в нее свое стихотворение вместе с книгой Эмили.

Алан Говард поручил своим людям провести сегодня первый пробный показ перед самим открытием, где из присутствующих могли быть лишь организаторы, включая меня. Нужно было досконально проверить все мелочи до прихода Генри. И заплатить директору оговоренную сумму в благодарность за любезность и помощь: он успел сменить тематику выставки, нанял квалифицированных специалистов в области организации и обеспечил реквизитом, который позаимствовали из ближайших театров. Признаться, я не ожидал, что он так быстро согласится в кратчайшие сроки переделать все, о чем он договаривался с моим арт-продюсером. Двойная оплата за молчание расторгла их деловые отношения. Мне пришлось как можно дольше оттягивать их встречу с Генри, чтобы избежать ненужных публичных скандалов. Как бы это ни звучало глупо, но сильная конкуренция способна нарушить даже самое крепкое сотрудничество. Таковы правила игры любой крупной компании, где ты являешься либо простой пешкой, либо королем.

Такси подъехало к отелю ровно к назначенному времени. Не хотелось лишний раз светиться в городе, чтобы не нажить себе еще больше неприятностей, которых мне и так хватало по горло. Фреду пришлось назначить внеплановый выходной из-за непредвиденных проблем с перевозкой оставшихся в Калифорнии картин: они оставались под присмотром корпорации, хотя по праву принадлежали мне. Генри стоило позаботиться о двойной охране столь значимых объектов, а не оставлять их на поручение еще одной молоденькой секретарши, вряд ли смыслящей в столь жестоком бизнесе. Трудно было спорить с тем, что раньше я сам выживал в этой среде. Парень, у которого не было за спиной уверенности в будущем, лишней копейки за душой и умения сказать простое «нет» своему агенту и прочему персоналу, окружавшему меня. Когда-то это безумие должно было прекратиться. По крайней мере, жизнь явно научила меня винить во всех проблемах самого себя и уметь вертеться даже в самых безвыходных ситуациях.

– Мистер Фриджерс, рада вас видеть, – произнесла одна из подопечных начальника, встречая у дверей здания.