Осколки льда

Грозовая атмосфера повисла над процедурной. Ремонт времён, когда стены выкрашивали в умиротворяющий зелёный цвет, угнетает. Запах лекарств минует ноздри, першит в нёбе. Криво отшпатлёванный потолок с матово-белыми плафоном навис, вздулся, смеётся над потугами следователя. Желтоватая плитка бликует светом единственного окна. Зарешеченное, с видом на стену с пустившей корни в кирпичную кладку пожарной лестницей. Пейзаж.

Антон поправил влажную от конденсата маску. Как ритуал извлёк из барсетки септанайзер, смочил подрагивающие ладони. Испытал силу трения, пока не стало сухо и горячо. Коронавирус, мать его. Деревянный стул, слабак, заскрипел под весом мужчины. Больная поясница подала сигнал болью, мол, я ещё жива и требую хорошего отношения. Панфилов нервно сдул пыль со стола. Не стерильно.

Нет, даже не обстановка бесит! Дурной тон работать с бодуна, но вечерний звонок случился слишком поздно. Майор праздновал выходной в компании жареных пельменей, кулинарного шедевра студенческих времен, и графина яблочной настойки.

Почему так долго? Нет, не вслух: сдержался. Непослушная нога отбивает чечетку. Антон надеется, что доктор не заметил. Седой, ростом под два метра, в квадратных очках. Дистрофичный, с длинными, как у пианиста пальцами и улыбкой Чикатило. Есть в высохшем эскулапе что-то и от Айболита, и от немецкой овчарки. Такой способен пытать подсудимых в медицинских целях, не опасаясь угрызений совести. Пусть насилует морально, в рамках закона.

Подобные встречи – формальность, издержки уголовного права. Подозреваемый невиновен, пока не доказано обратное. Каждый имеет право на защиту в суде бесплатным адвокатом. Либералы, мать его! Чудовище, отправившее по ту сторону жизни несколько человек, изнасиловавшее девушку, не должно топтать планету. Монстр заслужил линчевание!

Но нет! Антон Сергеевич за унизительный оклад следователя и мерцающую сквозь толщу лет пенсию обязан по нескольку раз в неделю приезжать в психушку. Умирать от мигрени под самодовольный взгляд доктора. Эта монстр от психиатрии уверен: суд признает мальчишку невменяемым, и мысленно смеётся над потугами следственного комитета перетащить одеяло на свой край.

Но… Подозреваемый отказался от адвоката. А значит, среди наглости и агрессии можно поискать ошмётки совести. Не просит снисхождения, плевал на чистосердечное и помощь следствию. Ну уж-с… Правосудие – колоссальный механизм. Гигантская мельница, для жерновов которой мелкое зернышко: тьфу… Растопчем, перемелем и раздуем по ветру.

Антон Сергеевич устыдился собственных мыслей. Они недостойны следователя с пятнадцатилетним стажем. Ореол «бульдога» не оставил начальству выбора, кто исполнит запутанное дело, навязанное «высшими силами» за пару месяцев до окончания года. А подобные измышления – грешный плод хронической усталости, недосыпа, похмелья и, конечно же, отсутствия интимной жизни. Жена переехала в обитель зла, к матери. Подала на развод и раздел имущества. Её половина постели холодна уже месяц. Из детской не слышна какофония панк-рока дочери, осиротела приставка наследника. В опустевшем холодильнике мумифицируются останки жареной курицы, догнивает лук, плесневеет открытое лечо. От полуфабрикатов обострился гастрит, из долгого отпуска вернулась изжога.

Любовь между супругами погибла в агонии, но за годы брака Антон привык к этой полненькой малахольной женщине. Пропитался нежностью: это чувство крепче. Стоило раз оступиться, брак дал течь. Ржавый баркас пошёл ко дну.

Катаклизм случился в день юбилея начальника отдела. Разменявший шестой десяток разведённый холостяк Геннадий Андреевич в приказном порядке собрал коллег в загородном доме. Приглашения от полковника удостоилось не более тридцати человек: управление, коллеги с соседних отделов и близкие друзья. Как начальник следствия, Антон отказаться не мог, хоть и не переваривал подобные попойки. Это как кушать первое, второе и третье из одной тарелки. Большинство присутствующих моложе, старше должностью и званием. При возможности не уставали об этом напоминать вечному майору. Клоуны-пубертаты. Перекрыли кислород, клевали мозг. Каждая собака теперь босс.

Гостей доставляли на служебных автомобилях с мигалками, чтобы «ни одна сволочь не сорвала сценарий праздника». Мерседесики, Прадо. Это сейчас мода такая, мать его! Сошек помельче в фургонах, чтобы не глазели. А то никто не знает про его особняк!

Миновав несколько кварталов элитного посёлка, Панфилов искренне позавидовал руководителю. Живут же люди! И от стыда не сгорают, как по Библии. И совесть сидит за решёткой.

Хозяин, поджарый здоровяк с вечно нахмуренными бровями и пепельным ёжиком волос, встречал в молодежном желтом поло и широких серых брюках. Предлагал аперитив, принимал поздравления, обнимал и целовал в щёку. Чтобы знали, какие у него жёсткие усы, мать его. Внутри никаких женщин: шашлык, реки алкоголя и суровые мужские разговоры за жизнь. И так все выходные, насколько хватит здоровья.