Но эти двое — они совсем щенки. Синицын в отделе года не проработал, Ликман и того меньше. Они уже поняли, куда именно попали, кое-что повидали, кое-что попробовали на зуб, взяли свои первые жизни людей и нелюдей, но все равно внутри остались восторженными мальчишками, у которых безмятежное счастье сопричастности к великим делам внутри плещется.
И как раз в этот момент Павла поняла, что Ардов эту парочку ей придал с совершенно с другой целью. Эти мальчишки не кандалы на ее руках, а якорь. Хитрый начальник отдела знал, что теперь-то она, не выполнив задание, в Москву не вернется. Почему? Просто Синицын с Ликманом приказ никогда не нарушат, отправятся в Казахскую АССР, не посмотрев на то, что командир группы куда-то сбежала, и там наверняка сгинут, потому что мало что знают, а умеют и того меньше.
При таких раскладах она, конечно же, их не бросит. Да, доброты и отзывчивости в ней давно не водится, но то, что за боевого товарища надо и в огонь, и в воду лезть беспрекословно, помнит отлично.
— Все так, Толя, — подтвердила Павла, доставая из кармана пачку папирос «Наша Маруся». Ей нравилась эта марка, вот только продавалась она исключительно в Сибири и Средней Азии, в Москве ее было не сыскать. Но с тем количеством связей, что имелись у Веретенниковой, на этот счет можно было не переживать, потому время от времени ей передавали с оказией десяток-другой пачек, и в придачу копченого омуля или корзину с ароматными фруктами. Это варьировалось от того, из какого именно уголка Родины пожаловал гонец. — Но завидовать не надо. Просто у нас своя задача, не менее важная. Мы копаемся в прошлом для того, чтобы вот у этих ребят имелась возможность создавать будущее. Угощайтесь папиросами, братцы, не стесняйтесь, перекурим и пойдем в купе. Есть у меня такое предчувствие, что поезд вот-вот тронется.
И оно Павлу не не обмануло. Кстати, купе им досталось отличное, в нем только они втроем ехали. Спасибо Бокию, постарался. Собственно, на весь немаленький состав только один вагон с такими комфортными купе и имелся, остальные были еще дореволюционные, общие, с деревянными лавками на которых и сидеть не сильно удобно, и лежать тоже. Впрочем, пассажиров это не смущало, большинство из них хорошо помнило события десяти-двенадцатилетней давности, когда за счастье было вообще в вагон влезть, и в нем целыми да здоровыми до нужного места доехать.
Помимо оперативников отдела в особом вагоне путешествовали еще несколько совработников, которые практически не покидали своего купе, три краскома с женами, следовавшие к новому месту службы, и десяток свеженьких выпускников высшей пограничной школы, направлявшиеся к китайской границе, которые с самой Москвы безостановочно праздновали окончание учебы. Впрочем, никаких безобразий ребята себе не позволяли, и меру знали. Мало того, с одним из пограничников Павла оказалась знакома еще с тех времен, когда сама моталась по Средней Азии. Этот русоволосый паренек по имени Алексей входил в состав мангруппы, которая гонялась за на редкость ловким и хитрым Гурджа-беем, изрядно наследившим на территориях, недавно вошедших в состав РСФСР. Основной отряд этого воина песков разгромили регулярные части Красной Армии, но сам Гурджа-бей с десятком ближников сумел выбраться из капкана, и теперь собирался ускользнуть в Афганистан с тем, чтобы набрать новых людей, вернуться обратно и продолжить борьбу с красными шайтанами. Непосредственно басмач Павле был неинтересен, но с ним за компанию по пескам моталась некая Фархунда-кемпир, которая, по слухам, обеспечивала удачу своему спутнику, уводя его от погонь, и насылая на преследователей все беды, присущие пустыням. Попутно она с огромной охотой сцеживала кровь у попавшихся в лапы басмачей красноармейцев и просто сочувствовавших новой власти людей. Те, кому повезло уцелеть, говорили, что она заставляет ту кровь гореть, а в пламени, дескать, то и дело появляется лик шайтана!
Так и вышло, Фархунда-кемпир оказалась девоной, проще говоря, она отдала свою душу одному из злых духов пустыни в обмен на удачу и долгую жизнь. Пусть не сразу, пусть с великим трудом, но Павла тогда отобрала у нее и то и другое, причем по всем правилам — вырезала девоне язык и сердце, а голову после в костре сожгла. Бая и его людей тоже, ясное дело, перебили, живыми брать никого не стали. А какой смысл?
Победа далась дорого, от мангруппы осталось всего пять человек, в том числе и молоденький голубоглазый Алешка, что всю дорогу пытался ухаживать за красавицей-москвичкой, которую даже пули в полете огибали. Безуспешно, разумеется, но — пытался.