— Сдается мне, — голос Ангела-Хранителя превратился в подозрительный шепот, — ты испытываешь привязанность.
— Утрата беспристрастности губительна, брат: сопереживание, сострадание, гнев. Не далеко ли до падения? — в страхе промолвил «миротворец».
— Ты не отдаешь отчета своим словам, Менадель! — в голосе Азариила зазвенел металл.
Перед закрытыми глазами Андрея всплыло облако света: белое и туманное, с проблесками ослепительной голубизны. Ангел-Хранитель, возникла усталая, вялая догадка. Рядом с ним стояли двое — яркие свечения отчетливыми очертаниями тел и расправленных крыльев.
— Нам пора, — сказал Хранитель. — За ним уже идут.
Андрей ощутил чье-то приближение: словно сама тьма сгустилась и наползла, дыша в лицо могильным холодом, вымораживая внутренности, исторгая душу из тела. Тьма смерти, преддверие преисподней.
— Прочь! — властно приказал Азариил, полыхнув светом. Андрей подавился стоном, когда ослепительное крыло вклинилось между ним и мраком.
— Ты не смеешь! — возмутился Хранитель.
— Одумайся! — Менадель отпрянул.
— Я рассудил по-своему, — глухо откликнулся Азариил.
И воцарилась тишина.
Андрей разлепил веки. Мутный взгляд остановился на трещине в рассохшихся крашеных досках потолка.
За ночным окном валил снег и качались голые прутья вишен. В изножье кровати под тусклым хрустальным светильником сидела Варя с неизменным молитвословом в руках. Ее небрежно сколотые на затылке волосы выбивались из пучка, тонкие прядки падали на шею, а открытое лицо выглядело изможденным и больным. Тихая, поникшая и покорная, она снова шептала молитвы. Будто и не замечала, что никто ее не слышит.
Какой разительный контраст с минувшим кошмаром…
Андрей в изнеможении прикрыл глаза, собираясь пролежать вот так, молча и без движения, до скончания веков. Он смертельно устал.
Однако Варя вскочила, выронив книгу, и бросилась к нему, а затем вон из комнаты.
— Очнулся! — донесся из-за двери ее взволнованный голос.
«Не шевельнусь, — решил Андрей. — Пусть думают, что умер».
В тяжких муках родив столь длинную мысль, сознание надорвалось, и голова опустела.
Должно быть, он вновь погрузился в сон или обморок, потому что в следующий миг, когда пришел в себя, дышалось легче. К лицу прикасались чьи-то шершавые пальцы, и дурнота с каждой секундой ослабевала, а боль в разбитом теле таяла.
— Как чувствуешь себя? — спросил Азариил, убрав руку.
— Жив… — только и смог выдавить Андрей.
— Что с ним? — не выдержала Варя, протягивая руку, но не решаясь схватить ангела за рукав куртки. — Что с ним сделали?
Азариил умолчал о подробностях? Ограничился беглым упоминанием? Пожалел несчастную.
— Потребуется время…
— Его били? Пытали? — варин голос зазвенел в тишине.
А ведь ее и впрямь держали в неведении. Вот Евдокия — сгорбленная, укутанная в заштопанный шерстяной платок, застывшая в дверях, — та знала, все-все знала! Андрей читал это в ее слезящихся, мутных старчески глазах, в каждой глубокой морщине на ввалившихся щеках. А девочку берегли.
— Все будет в порядке, все уже позади, — заверил Азариил, и Андрей не поверил ни единому слову.
Варя в бессилии опустилась на край постели и закрыла лицо руками.
— Как ты разыскал меня? — прошептал Андрей.
— Откликнулся на призыв. Ты молился, звал, и мы услышали.
В сущности, это казалось второстепенным. Важным оставался лишь один вопрос.
— Почему?..
Он мог означать что угодно. Почему не пришли раньше? Почему обязательно надо молиться — разве ты не держишь меня в постоянном поле зрения? Разве ты не святой? Почему ритуал отличался от приснившегося? Почему столько крови? Почему я умер, но до сих пор дышу?..
— Воля Небес была продиктована нам однажды: охранять Осколки. Ее и следует исполнять. Я сделал все правильно.
Азариил выбрал последний вопрос. Ответил на последний.
И ошибся.
— Почему Он так поступает с нами, — бесцветным голосом произнес Андрей.
Лицо ангела исказила судорога. А в глазах на мгновение отразилась пустыня, безводная и безжизненная. Глаза потускнели, омертвели, будто выжженные, иссушенные насквозь, до дна.
— Потому что любит, — прозвучал глухой ответ.
Андрей замер — если только можно было замереть, и без того пребывая в абсолютной неподвижности. Оцепенел внутренне. Обомлел. И затрясся от беззвучного хохота.
— Глупец! — выплюнул он, содрогаясь. — Кретин несчастный! Если бы Ему было дело до кого-нибудь из нас!.. До ее молитв!.. — кивок в сторону Вари.
Та вскочила с кровати, попятилась, всхлипнула:
— Он потерял рассудок!
Азариил наклонился к Андрею и жестко выдохнул прямо ему, оробевшему, в лицо:
— Ему есть дело.
Повисло молчание, нарушаемое лишь вариным шмыганьем.
— Уходить вам нужно, — пожевав беззубым ртом, заговорила Евдокия. — Здесь теперь укрытие неважное, нечисть не успокоится и придет снова.
— Утром отправимся дальше, — Азариил выпрямился. — А сейчас спи, отдыхай.
Андрей перевел взгляд на окно. За неплотно задвинутой шторой чернела глухая ночь.
— Пойдем, пойдем, — старуха взяла плачущую Варю под локоть и увела в соседнюю комнату.
— Спи, — повторил ангел.
Сентиментальность.
До сего момента Азариил не осознавал всей ее губительности.