Осколки нефрита

Меня зовут Таманенд, и я ношу это имя с тех времен, когда твои соплеменники еще не умели оставлять пометки на бумаге. Я из племени лениленапе; я провел их сквозь море льда к этим землям, и мы поселились далеко на севере, где живут киты и белые медведи.

Но солнце не задерживается в тех краях, и мы снова пустились в путь, и пошли на юг, пока не встретились с племенем, которое называют Змея. И даже в то время они огорчили меня, бледнолицый, потому что, подобно бледнолицым, кормили своего бога кровью. Когда-то они были прекрасны, но в своем падении стали видеть красоту лишь в смерти, а кожа их вождя покрылась чешуей. Он пришел ко мне и заявил, что за милость его бога нужно заплатить детьми нашего племени. Между нашими племенами началась война, и мы гнали их впереди себя, пока они не убежали на юг через пустыню.

В течение многих поколений мы ничего не слышали о них. Мой народ следовал за солнцем к месту его рождения на востоке, и там мы осели. Пищи было вдоволь, и племя разрослось, но на сердце у меня лежал камень, и я все гадал, когда же вернется Змея. После многих лет мира я покинул свой народ и пошел на юг и на запад, пока не нашел Змею. Они построили города из камня в болоте, окруженном горами, и богов у них стало так же много, как звезд на небе. Над городами висели клубы дыма, вознося вверх души принесенных в жертву и насыщая голодных богов.

Меня встретили стрелами и копьями, но увидели, что не могут мне повредить, и тогда отвели меня к созданию, голосом которого говорили их боги. Подобно мне, он прожил много лет; подобно мне, он получал силы от земли своего народа. Богов создают люди, Арчи Прескотт, однако эти боги становятся вполне реальными, когда поклонение вдохнуло в них жизнь и придало им форму. Чакмооль жил, потому что его боги были голодны, и принял форму тотемов своих богов. Его тело все еще покрывала чешуя, но теперь проросли также шерсть ягуара и перья орла; ему стало трудно сохранять человеческую форму. Рассказы его народа поддерживали в нем жизнь — он будет жить столько, сколько эти рассказы и жертвоприношения будут поддерживать его богов. У меня заболели уши от звуков песен этого народа, потому что они по-прежнему убивали и складывали песни, прославляющие эти убийства.

Мне было грустно, что между нашими народами пролилась кровь, но мир можно заключить только между людьми — боги и духи не снисходят до сделок со смертными. Чакмооль перестал быть человеком еще до того, как мы с ним впервые вступили в войну, а к тому времени, когда я пришел на юг в поисках Змеи, он и вовсе позабыл, что такое быть человеком. Он и слышать не хотел о мире. «Убирайся обратно на север, — сказал он мне, — пока твои кости не остались здесь и твой народ не забыл твое имя».

И все же я не ушел. «Сейчас у тебя есть могущество, — сказал я, — но так будет не всегда. И я, Таманенд, буду следить за тобой; я увижу, как ты умрешь, и тебя развеет ветром, и я своими руками буду держать тебя развеянным по ветру, пока твои имена и боги не исчезнут с лица Земли».

С этими словами мы расстались, и я повернул на север — как раз тогда, когда паруса бледнолицых показались на краю моря. Когда Змею уничтожили, я смотрел на это и оплакивал народ, которым они могли бы быть. Но бледнолицые ни разу не видели чакмооля — они знали его под именем Нецауалпилли — и только слышали рассказы о человеке, который предсказал приход испанцев, о колдуне, заключившем сделку со злыми духами. А чакмооль убежал от своего имени и своего народа и скрылся в месте, называемом Чикомосток. Несмотря на горе, я помнил данное мной обещание. Я был другом краснокожих и бледнолицых, но никогда я не буду другом Змее.

Когда чакмооль зашевелился и вспомнил бога, которого они называли Тот, кто заставляет все расти, я уже ушел из мира, где бродит этот медведь. Но Маскансисил жив и несет дозор вместо меня.