Осколки осени

– Дети, на призыв „Пионер, к борьбе за дело Коммунистической Партии Советского Союза – будь готов!“ – следует ответ: „всегда готов!“ Итак, ребята, когда вам скажут „будь готов!“ что-о-о нужно ответить?…

– Всегда готов! – отвечаем мы громогласным хором.

– Правильно, молодцы! А теперь – главное событие Пионерского сбора – Посвящение!

Наступает основная часть. Каждому из нас нужно произнести заранее зазубренную фразу, добавить к ней своё имя, и мы, наконец, станем на шаг ближе к партии. Я стою и нервно жду своей очереди – скорей бы уже. И вот, настаёт мой черёд. Глаза всего зала устремлены на меня, а я смотрю перед собой и надеюсь не сбиться. Я вдыхаю воздух полной грудью и говорю:

– Я, Проданов Денис, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину! Жить, как завещал великий Ленин! Как учит Коммунистическая Партия! Как требуют законы Пионеров Советского Союза!

Ко мне вплотную подходят. Мне вешают на шею красный галстук и цепляют на грудь с профилем Ильича.

– Будь готов!

– Всегда готов! – с поспешностью отвечаю я и взмахиваю рукой в пионерском салюте.

После того из нашего класса остаётся принять ещё несколько человек. А потом звучит горн, и трещит барабан – наступает время Гимна Пионерии. Мы будем стоять и петь:

Взвейтесь кострами,

Синие ночи!

Мы пионеры, —

Дети рабочих!

Близится эра

Светлых годов,

Клич пионеров:

„Всегда будь готов!“

Нас разбивают на дружины, отряды и звенья и на этом торжественный пионерский сбор подходит к концу. Наконец-то мы можем расслабиться и прийти в себя. Я стою в толпе детей, и мы пытаемся привыкнуть к новой роли. Я чувствую себя как-то иначе и мне непривычно и как-то странно. Я рассматриваю моих одноклассников вокруг себя. Они остались прежними, но в то же время и едва заметно изменились.

Как и у меня, у всех остальных детей на шее отныне будет повязан красный галстук, а у сердца – звезда. Какое-то время мы стоим и с любопытством переглядываемся друг с другом. Потом, один за другим из толпы начинают отделяться дети. Мы медленно расходимся в разные стороны.

Любопытство карлика

Всю свою жизнь я пытался разобраться в том, что происходит вокруг и почему всё именно так, а не иначе. Это было тяжело. Вопросов у меня было много, а ответов никто не давал. Никто не хотел помогать мне в освоении вселенной. Люди в моём окружении были вечно чем-то заняты: делами, заботами и взрослыми разговорами. Но даже когда у них выдавалась свободная минута, им было не до меня.

Взрослые быстро раздражались, когда дети дёргали их не по делу и редко что-либо объясняли. А если и объясняли, то обычно говорили что-нибудь туманное и едва понятное. Я с жадностью впитывал то, что мне рассказывали и задавал новые вопросы, пытаясь связать всё воедино. Но надолго взрослых не хватало. Скоро их терпению приходил конец, и от меня неизменно отделывались одной из знакомых фраз. „Подрастёшь – узнаешь“. „Много будешь знать – скоро состаришься“. „Любопытство убило кошку“.

Зачем нужно ждать, пока я вырасту и почему взрослые не хотят делиться своим знанием было для меня непостижимо. Обычно взрослые относились к детям с усталой снисходительностью, посмеиваясь над ними в присутствии своих друзей. Казалось, единственное, чего они хотели – это чтобы их не трогали и дали спокойно прожить до конца дня, когда можно будет наконец выключить свет и лечь спать. Они выглядели уставшими, смертельно уставшими от детей и их бесконечных идиотских вопросов.

Когда взрослые делились тем, что знали, они выдавали информацию скупо, по крупицам и никогда не объясняли связи между явлениями. Это часто меня путало и оставляло наедине с каким-нибудь фактом, совершенно вырванным из контекста. Мне хотелось понять целое, а я был вынужден довольствоваться лишь малым. Но я старался не отчаиваться и бережно собирал те обрывки и крохи, которые мне удавалось найти – в надежде на то, что когда-нибудь наступит день, и они мне пригодятся.

Иногда люди вокруг меня забывали о том, что я ребёнок и начинали говорить со мной как со взрослым. Я спрашивал у них что-нибудь, а они отвечали, удивлённо пожимая плечами: „Это же и так очевидно“. Я не знал, что на это ответить. Для меня ничего не было очевидно. Наоборот, всё было крайне запутано и непонятно и никто даже не думал о том, чтобы помочь мне во всём этом разобраться.

Казалось, взрослые забыли, какого это – быть детьми, какого бояться всего неизвестного и жаждать знаний, пытаясь заполнить дыру беспокойства, гложущую тебя изнутри. Родителям моим было часто не до меня. Они не любили, когда их беспокоили по пустякам, и скоро я научился быть осторожным. Спрашивая что-либо у отца, я каждый раз рисковал наступить на мину. Обычно, поначалу всё было хорошо, но потом он вдруг неожиданно взрывался и кричал:

– Ну что, что тут непонятного?! Ты что, совсем тупой?! Я же тебе русским языком объясняю!..