Осколки памяти

Бабушка дедуню любила очень, это я помню. Подой­дет, встанет сзади и руки ему на плечи положит... Моли­лась на него. Не слыхал ни разу, чтобы она хоть словечко поперек ему сказала. Вот ведь как интересно судьба рас­поряжается: они встретились с дедушкой на Дальнем Востоке, в Хабаровске, где он служил в царской армии, а она, гонимая голодом, приехала туда на заработки - дом­работницей была. И уже позже выяснилось, что оба они родом из соседних украинских деревень!

Бабушка моя шустрая была, все на бегу, и ладно де­лала, все успевала.

Однажды, будучи уже совсем взрослым, я ее очень обидел. На съемках фильма "Потому что люблю" авиа­механики подарили нашей группе канистру чистейше­го авиационного спирта. В авиации спирт применяют для борьбы с обледенением, обливая им корпус само­лета, а также используют в качестве очистителя стекол, и вся авиация, я полагаю, молится, чтобы ничего лучшего не придумали. Мы канистру по-братски раз­делили.

А в то время у бабушки заболели ноги. Я беру с бал­кона свою солдатскую фляжку со спиртом - и к ней. При­хожу, говорю ей, пригорюнившейся, что так и так, очень хорошая вещь, чистейшая. "Натри, - говорю, - свои но­женьки и закутай шерстяным платком". Вдруг смотрю: плачет моя бабушка.

- Что такое?

- Ты за кого меня принимаешь? Что я, из ума вы­жила? Такое добро, да чтоб я его на ноги переводила! Ты лучше расскажи, как его разбавлять.

Налили мы с бабушкой по рюмочке, да и выпили. От винта!

Зимнее сибирское детство

Война началась, когда я учился в первом классе. В Новосибирск постоянным потоком стали прибывать эвакуированные, и школа была настолько переполне­на, что все классы размещались в спортивном зале: первый ряд от начала до конца - это 1-й класс, второй ряд - 2-й, затем 3-й и т.д. Сидят школьники, училки что-то им тараторят - сплошная какофония. Так и учи­лись.

По радио часто передавали, что ожидается сильный мороз, а значит в школу идти не нужно. А если "радост­ного" сообщения не было, то пока ты в школу шел, чернилка, лежащая в специально сшитом для нее мешочке, лопалась: раскроешь его, а там какая-то непонятная, свер­нувшаяся на морозе жижа.

Я очень любил такие студеные дни: мороз и тиши­на... Красиво! У девочек почему-то реснички всегда были заиндевелые...

Приходил я в школу в валенках, закутанный дома мамкиным платком.

В домах тогда было жутко холодно. Утром все бы­стро вскакивали с постели и сразу натягивали пальто, а потом уже бежали умываться. И я помню, как однаж­ды в нашем огромном школьном "классе" вдруг грянул хохот: мальчонка стоит в валенках, трусах и маечке. Как он дома вскочил, быстренько закутался, так и по­бежал.

Из школьной новосибирской жизни мне еще запом­нились уроки военной подготовки, когда мы, дети, на­девали на валенки лыжи, на спину забрасывали выре­занную из дерева винтовку и выходили на берег Оби военным делом заниматься.

Это было зимнее сибирское детство.

Уроки музыки

Как только началась война, папу как топографа, пре­красно знающего картографию, сразу забрали в развед­ку. У него была броня, специалистов такого профиля на фронт не брали, но он, вернувшись из тайги, минуя свое предприятие, пошел прямо в военкомат. Я помню, как в тот день он умывался дома в белой исподней рубахе и в галифе. Так и ушел на фронт незаметно.

В сорок втором пришла в наш дом похоронка - оси­ротели мы с сестрой.

Папа погиб под Сталинградом. Он отправился на танкетке в разведку, и снаряд угодил прямо в башню, где находился батя.

...А до войны родители купили пианино. Мама хоте­ла, чтобы я музицировал, и отдала меня в музыкальную школу, где я, как говорят, долбал каноны и гаммы, вы­полнял под палкой упражнения, чувствуя, что никакой я не музыкант - слуха нет. Но мама с бабушкой твердили, что плюс к хорошему образованию необходимо овладеть инструментом, мол, выучишь что-нибудь красивое, сыг­раешь в нужный момент, и все подумают: "Смотрите-ка, он не только мяч гоняет, он еще и на пианино играет!". Но не нужно мне было это!

Помню, пианино стояло открытым, когда пришла по­чтальонша. Из всех квартир сразу высыпали люди. Она протянула маме конвертик (в моей памяти он запечат­лелся почему-то, как сложенный треугольник). Мама от­крыла его при мне - а там напечатанные слова, и от руки что-то дописано. Мама вскрикнула и рухнула на клави­ши пианино.

Вот с таким звуком пришло известие о смерти папы. Этот звук врезался в мою память навсегда.

С тех пор я к инструменту не подходил и к клави­шам ни разу в жизни не притронулся.

Мое первое прикосновение к искусству