Осколки памяти

Это было интересное время. В тесной гримерке два человека - уже много, а когда большая семья... Ваш по­корный слуга ложился спать следующим образом: засо­вывал под стол самодельную деревянную раскладушку ("раскладушка" - какая прелесть слово-то, сколько не­жности! Так же, как в слове "авоська") и залазил туда так, чтобы из-под стола только башка торчала - дышала. Но это никакого значения не имело, так жили все. Важно то, что, поскольку из-за тесноты находиться дома было не­возможно, мы, пацаны, все время проводили на улице: разберем площадочку - и в футбол гоняем с утра до ночи. Играли взапой, до ста голов. Набивали покрышку тряп­ками, и она, мягкая, как подушка, не летела дальше двух метров, ну а если появлялся кто-то с настоящим мячом, он становился в наших глазах величиной недосягаемой: назначался и капитаном, и судьей, и кем угодно - он во всем был король.

В воронке от бомбы, попавшей прямо в купол театра и продырявившей сцену, мы с ребятами, пока здание не отремонтировали, самозабвенно играли в чеку.

В коридоре около каждой двери стояли какие-то вещи - чтобы внутри гримерки было больше места. Из комнатушки театрального концертмейстера было вы­ставлено пианино...

Тогда в Минске много бесконвойных немцев ходило. Кроме того, в нижней части здания театра было что-то типа лагеря пленных: они там жили, свободно общались с жиль­цами, их мастера-столяры приходили, предлагали сделать табуретки, какие-то подставочки - в общем, любую рабо­ту готовы были выполнить, а сердобольные наши люди их за это кормили.

И вот однажды возвращаюсь я с очередной футболь­ной баталии, забегаю в театр и - торможу со всего маха... Господи, божественная музыка! Вижу: жалкого вида не­мец, в общарпанной форме, играет на этом инструменте. И я, мальчонка, застыл...

Стадион "Пищевик"

И вот в это время, когда кругом лежали руины (!), в парке Горького работал микроскопический стадион "Пи­щевик" с огромным количеством спортивных секций: волейбол, баскетбол, бокс, борьба, фехтование... Все бес­платно! В городе, невзирая ни на что, даже проводились спортивные соревнования. В этом отношении послевоен­ный Минск был удивительный город. Причем, когда па­цан уже входил в команду, ему выдавали форму. Тоже бесплатно. И это после такой войны! А руководили сек­циями мастера! Секцию бокса, например, вел чемпион республики по боксу в тяжелом весе Николай Иванович Ачкин.

Я до конца своих дней буду помнить легендарную женщину малюсенького роста, тренера по баскетболу Любовь Львовну Щукину, которая брала к себе всех под­ряд: и высоких, и низких, и толстых, и изможденных, и даже плохо видящих - главное, чтобы мальчишки не болтались по улицам. Идти-то некуда было, на весь го­род работал один-единственный, оставшийся после не­мецких солдат кинотеатр. Очереди туда были безмерные! Мы, пацаны, ходили в кино на "хапок": брали кого-нибудь, раскачивали и забрасывали ближе к кассе, и он, потолкавшись там, пробирался к окошку.

Я у Любови Львовны играл во втором составе цент­ровым разводящим - маленький был, но шустрый, и хо­рошо с мячиком ладил.

А зимой на "Пищевике" заливался каток. Если не было своих коньков, ты сдавал пальтишко и валенки, тебе давали номерок и коньки. Рядом была чайная, где мож­но было погреться кипяточком, и когда мы переехали уже на Карла Маркса, на каток ходили всей дворовой компа­нией.

Когда сегодня я слышу о возведенных спортивных комплексах, ледяных дворцах, горнолыжных курортах и узнаю при этом, сколько нужно семье заплатить денег, чтобы воспользоваться их услугами, мне становится не по себе. Непостижимое нынче время для моего несовре­менного восприятия.

Если действительно хотите заботиться о здоровье на­рода, последуйте примеру стадиона "Пищевик"!

Ребята нашего двора

Двор наш был хороший, ухоженный. Дворничиха жила в подвальном помещении с сыновьями, один из ко­торых, Толя Третюк, был из нашей компании. В этом доме жили Эдик Миансаров, будущий знаменитый пианист, Леня Красненко (сын генерала). К нам во двор приходил Гриша Фрид, который потом стал мастером спорта, авто­гонщиком. Вот такая была наша дворовая компания.

Никто нас во дворе не ругал, никто не прогонял. Реже бывал с нами Эдик; он, если и выходил, то только посмот­реть. Когда ты подходил к его квартире и слышал, что он играет на фортепиано, было бесполезно звонить или сту­чать - Эдик не отзывался, он весь был в музыке.

На I конкурсе имени Чайковского Эдька занял 4-е ме­сто. Я имею в виду тот знаменитый конкурс в 1958 году, когда лауреатом первой премии стал Ван Клиберн, счи­тавший Эдика выдающимся пианистом.

Ван Клиберн дал в Минске один концерт. Ажиотаж был немыслимый! Здание клуба Дзержинского атакова­ли со всех сторон: пробирались через крышу, через туа­летные окна - творилось что-то невероятное! И мама Эдика, Тамара Вартановна, тоже пианистка, взяла меня на концерт как друга семьи (самого Эдьки в тот момент в Минске не было).