Читаем Осколки памяти полностью

А кое-кто, не вникая в суть, стал возмущаться: "А чаго не на беларускай мове?" Должны были бы эти скандалис­ты знать, что каждая картина, снятая на "Беларусьфильме", дублировалась на белорусский язык. Был такой прин­цип: все национальные картины снимались на русском языке и сдавались в Москве, а потом производилось вто­рое озвучивание на белорусском, и актеры подчас дубли­ровали сами себя. Так делали все студии республик и не видели в этом ничего страшного. Грузины, правда, приво­зили когда дублированные, а когда субтитрированные работы.

Другой премьерный показ был организован в кино­театре "Октябрь", где присутствовали представители Министерства культуры, у которых после просмотра от волнения руки дрожали.

Но когда "Эпилог" посмотрел некто из начальству­ющих идеологов, он сказал, что картина пессимистичная, вредная, направлена против власти, дескать, неправда ваша, что руководство не помогает искусству. Хотя ведь так действительно происходит: власти не нужны худож­ники, как не нужны кинематографисты, писатели и т.д.

На одного человека, на того идеолога, фильм, вид­но, повлиял особым образом. Вот от него, вероятно, и по­шло выше, что Добролюбов - человек ненадежный, "оп­позиционер". Вскоре я оказался на пенсии. И по сей день отлучен от работы в кино полностью. Не дай Бог никому.

Очень редко "Эпилог" показывают по телику. С тех пор, по-моему, один раз всего и показали, да и тот я про­пустил, в больнице лежал. Зато мой учитель и друг, вы­дающийся белорусский диктор радио, профессор, препо­даватель техники речи в театральной Академии Илюша Курган посмотрел и рыдал, просто закрылся и рыдал.

"Шаги по земле", "Осенние сны", "Эпилог" - редкие гости на белорусском телевидении, а "Расписание на пос­лезавтра" можно увидеть благодаря трансляциям москов­ских каналов - эта картина у них вместе с "Белыми ро­сами" в Золотом фонде.

Вот такой "Эпилог". Боюсь, что, если не дадут поста­вить "Желтый песочек", это будет и моим эпилогом.

Я не встречаюсь больше в работе с моими верными соратниками, друзьями-единомышленниками, талантли­выми белорусскими актерами Валентином Белохвостиком и Эдуардом Горячим.

А жаль...


"СОТНИКОВ" И "ЖЕЛТЫЙ ПЕСОЧЕК"


Давным-давно (когда именно, не помню и не хочу вас вводить в заблуждение) я прочел только что опубликованную в журнале повесть Василия Владимировича Бы­кова "Сотников". Потрясенный, я тут же сел в свою ма­шину и помчался в Гродно к Василию Владимировичу. Приехал, встретились друзья-товарищи.

- Хочу снимать, говорю.

Я так волновался, что, как сказал Вася, у него на кух­не "поставил мировой рекорд" по количеству выпитого кофе. А он спокойно сказал:

- Ладно, напишу сценарий. Лично для тебя напишу.

И через некоторое время появляется оглушительный сценарий - "Сотников".

Я с ним туда - меня оттуда, я сюда - меня туда. Во­дили здесь по всем кабинетам, вплоть до самого верха, в Москве - по Госкино, и кто-то такой ловкий, гадкий, мер­зкий лейбл приклеил: мол, это сценарий не о Великой Оте­чественной войне, а "о гражданской войне в период Оте­чественной". Вот так.

В общем, выгнали отовсюду, не дали снимать, не вышло у нас с Быковым ничего.

Вскоре звонит мне Вася и сообщает, что ленин­градский драматург с московским режиссером будут делать картину по этой повести. Решение Госкино. Вот и все. Оторвали у меня кусок сердца и отдали в другие руки.

И вот теперь история повторяется: такой же зазем­ленный, житейский маленький рассказик Василия Вла­димировича Быкова "Желтый песочек", прочитанный мной в середине 90-х в газете, и такое же моментально вспыхнувшее, неодолимое желание снимать.

Чтобы не расстраивать его снова, я не говорил, что очень хочу ставить, а, прочитав эти две газетные полосы, позво­нил и просто сказал: "Вася, я потрясен. Это совершенно биб­лейский рассказ, и мысль в нем библейская заложена". Мысль о том, что человек не должен стоять на коленях, ина­че его сомнут. Он должен выпрямиться и защитить себя.

Сюжет рассказа очень прост. 30-е годы. В грузовой машине с надписью то ли "Хлеб", то ли "Мясо" из тюрь­мы вывозят на расстрел людей, которые покорно прини­мают смерть.

Все элементарно: три охранника выводят, дают ло­паты и заставляют копать себе могилы, и люди копают. Копают! Зная, что в какой-то момент им скажут: "Хватит, залазь туда!" и перестреляют.

Более того, когда машина, везущая их по грязной до­роге к наркоматовскому стрельбищу, застревает в луже на лесной дороге, приговоренные из последних сил сами же вытаскивают свой катафалк из грязи и толкают до места будущего захоронения, при этом никто даже не помышляет о побеге. А в машине лежат лопаты - возьми­те да разделайте ими охрану! Не получится - что ж, бу­дете хотя бы в смерти свободны! Нет.

В конце концов, они так и умирают - по очереди по­слушно опускаясь на колени. А ведь человек может ста­новиться на колени только перед Господом Богом...

Показан процесс расстрела: как все удивительно про­сто, удивительно бытово.

Не убий! Люди, будьте людьми! Вот главные темы "Желтого песочка". Темы библейские...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное